Не время для драконов - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Лукьяненко, Ник Перумов cтр.№ 67

Спустившись вниз, Виктор выбрал местечко на траве, рядом с костром, но под защитой деревьев. Не хотелось бы, задремав, проснуться под безжалостно палящим солнцем. Пока еще холодно, но день обещал быть жарким.

Он и впрямь заснул легко, почти сразу найдя позу, при которой тело болело не сильно, скорее просто ныло, как после интенсивной тренировки. Легкий ветерок ласково гладил кожу, Виктор так и забылся, с ощущением чьей-то заботливой ласки…

И почти не удивился, обнаружив себя на белом песке, рядом с плещущей черной водой. Его сны все же имели внутреннюю логику — он был совершенно обнаженным, как и в реальности, и даже ушибы и кровоподтеки имелись.

Вслед за колючей полосой осоки… ох, ведь придется идти по ней босиком… виднелось пепелище. Два-три обугленных столба торчали из земли, виднелись горки почерневших, но не сгоревших предметов. Наверное, тех самых «моделей»…

Что там говорил кряжистый уродец? «В лесок сходи»? Воспользуемся приглашением.

Виктор двинулся по тропинке, так и не выпрямившейся с последнего раза. Ноги кололо, но он старался не обращать внимания на царапины. Это сон, только сон. Ничего страшного не случится. Лучше любоваться… нет, любоваться местностью не получается, уж слишком она неестественная. Будто написанная самыми яркими из имеющихся красок картина безумного сюрреалиста.

Одни полупрозрачные горы чего стоят. Если присмотреться, то можно уловить сквозь их мутную толщу очертания каких-то далеких просторов. Или это что-то иное? Рудные жилы, исполинские золотые самородки… Есть золото в серых горах.

А сине-фиолетовый лес приближался. Уже можно было разглядеть форму листьев — тонких, острых, неестественно одинаковых, будто не было для этих деревьев никаких сезонов, листопадов и обновлений.

— Хозяин! — крикнул Виктор. Поскольку толстяк так и не удосужился представиться, он решил соблюдать хотя бы внешнюю вежливость. — Гостя ждешь?

Никакого ответа. Но он не сомневался — коротышка объявится. Может, и сейчас уже наблюдает за ним. Ожидает чего-то, выбирает подходящий момент…

Осока кончилась, под ногами пошла нормальная, мягкая трава. Виктор ускорил шаг и вступил под фиолетовый покров леса.

Ничего необычного. Лес как лес. Только фиолетовый. А так… и воздух живой, свежий, и тишина…

Нет. Тишина какая-то нарочитая. Чрезмерная. В живом лесу всегда есть звуки, шорохи, движение. А этот будто спит.

Виктор двинулся дальше. Заблудиться он не боялся — смешно было бы это здесь, во сне. И все же… Что-то начинало давить. Еще незаметно, едва ощутимо. Будто бы не хватало какой-то малости, без которой мир тускнеет и становится декорациями кошмара — как в тех снах, когда рука нащупывает выключатель — и лампочка зажигается, но тускло-тускло, не разгоняя тьмы, а лишь делая ее гуще, непрогляднее…

Он встряхнулся. Да что же это, в самом деле! Солнца тут нет, но светло же! И никаких монстров, никаких магов. Откуда берется тоскливый страх?

Несколько раз ему чудился шорох за спиной. Виктор оглядывался — но фиолетовый лес оставался безлюдным. Похоже, действительно чудится… И когда деревья расступились, открывая поляну, он не удержался от вздоха облегчения.

На поляне стоял домик. Не такой, как пакгауз на берегу, а нормальный деревянный домишко, с крытой шифером крышей, выкрашенной облупившейся зеленой краской верандой, беленькими занавесками на окнах.

Виктор даже засмеялся — так неуместен был домик в фиолетовом лесу, и в то же время таким облегчением отозвалось в сердце его присутствие. Вряд ли здесь может обитать коренастый алхимик. И слава Богу! Не надо никаких больше уродов! Сыт он ими по горло!

Подойдя к двери, Виктор тщательно вытер ноги о половичок. Постучал. Никакого ответа. Он толкнул незапертую дверь — та тихонько заскрипела. Веранда была пуста, лишь покачивался растянутый между стенами гамак.

— Есть кто дома?

Похоже, это становится его любимым вопросом…

Тишина.

Похоже, это становится любимым ответом…

Виктор прошел на веранду. Открыл вторую дверь, заглянул. Большая, чистая комната. Растопленная печь — невысокая, такие на дачах ставят. Стол, покрытый цветастой клеенкой. На деревянной подставочке — сковорода, в ней дымящаяся жареная картошка с грибами. Кувшин, налитое в стаканы молоко. Крупными кусками нарезанный хлеб. Полное ощущение, что хозяева только что вышли.

Вот только куда? В доме обнаружилась еще одна комнатка — Виктор увидел там две аккуратно застеленные кровати, закрытое изнутри окно. На всякий случай он посмотрел под кроватями и даже заглянул в шкафы. Кроме нехитрой одежды и чистого белья, там ничего не нашлось.

— Где вы все? — спросил он, все еще надеясь получить ответ. — Эй! Я не бандит, не вор! Люди!

Тихо. Исходит паром еда на столе, качается гамак на веранде. Идиллия. Селись и живи. Никого уже нет.

И не будет.

Виктор вдруг почувствовал, что дом мертв. Убит. Пустая скорлупа, из которой небрежно выдрали жизнь. И в лесу — то же самое. И за стеклянными горами. Мир мертв, превратился в бескрайнюю пустыню. В место ссылки — для него одного. Он уже не проснется. Тело истлеет на берегу, а он будет жить здесь. Один — навсегда.

— Нет, — прошептал он. — Не хочу!

Бросился к двери — и едва не наткнулся на входящего «алхимика». Радость при виде красномордого урода была так велика, что Виктор едва удержался от нелепого желания — обнять его.

— Во, куда забрел-то, — цепким взглядом окидывая комнату, произнес тот. — Картофанчик горяченький… посторонись…

Отстранив Виктора, здоровяк протопал к столу. Уселся на жалобно скрипнувший стул и принялся загребать прямо из фырчащей сковородки, ссыпая грибы и картошку во вместительный рот.

— У… тафай… пфодиняй…

— Что?

— Давай! Присоединяйся! — прожевав, повторил «алхимик». Изо рта его валил пар. — Не жисть — а малина! Верно?

Виктор молчал.

— И чего вы, люди, так не любите одиночества? А?

Новая горсть отправилась в рот. Сковородка опустела.

— Как тебя звать? — спросил Виктор.

— А что тебе от имени моего сделается? Как хочешь, так и зови…

Припав к кувшину, толстяк жадно глотал молоко. Белые струйки стекали по покрытому венозной сеточкой лицу, пятнали и без того грязную рубаху.

— Я буду тебя звать Обжорой.

Толстяк довольно захохотал, забулькал остатками молока. Отшвырнул кувшин — тот каким-то чудом не разбился, но по полу разлилась лужица.