Что может быть лучше? - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Армалинский cтр.№ 64

Я пытался выяснить, что же является стимулом для моих соседей предпринимать ежедневное травокошение, остановить которое был не в состоянии даже проливной дождь, ибо косцы надевали на себя непромокаемую одежду и, казалось, даже испытывали особое удовольствие от успешной борьбы с мокрой стихией.

Оказалось, что этим людям просто больше нечего делать, им не придумать, как распорядиться своим свободным временем благоразумно. Эти отцы семейств испытывали глубоко сидящее удовлетворение от того, что они не пьют, находятся при жене и детях и в то же время отдыхают на свежем воздухе, приводя в идеальный порядок свой кровный участок, за который они вкалывают каждый день на работе, чтобы выплачивать долг банку.

В результате этих благородных побуждений окружающих меня членов общества я не мог до позднего вечера сосредоточиться ни на чём. Мне приходилось прыгать в машину и уезжать в парк неподалёку, где деревья утешали меня своей глубокомысленной оседлостью.

Я хочу также уточнить, насколько изощрённой была эта пытка. Шум состоял из двух частей: первая часть была тракторно-косилочная, о которой я уже рассказал, а второй частью была стрижка травы по краям участка и в тех местах, где косилка не могла достать. Для этого у людей было специальное, ручное устройство для подстригания травы, но от этого не менее шумное. Сосед ходил, держа в руках мотор, к которому был приделан длинный вал с пропеллером на конце, которым и донимали ту траву, которая ухитрилась не попасть под гильотину косилки. Завершающее, подчищающее занятие это часто длилось ещё дольше, чем тракторная эпопея, так как оно осуществлялось с помощью ходьбы, а не езды, что, естественно, занимало больше времени.

Всё стихало только с наступлением темноты, а будь у нас полярные ночи, то сенокосцы не останавливались бы до самого утра, когда надо было бы уже пересаживаться с трактора на машину, чтобы ехать на работу.

На моём участке тоже росла трава, и я косил её не чаще одного раза в две недели, да ещё маленькой еле шумящей косилкой. Соседи смотрели на меня с плохо скрываемым удивлением – как это я ещё не купил трактор и почему я предаюсь наслаждению сенокошения так редко.

Дело дошло до того, что сам вид трактора-сенокосилки и усевшегося в нём человека стал вызывать во мне великое отвращение и ненависть. И в грядущем не было никакого просвета, так как эти отцы семейств часто усаживали рядом с собой своих детей и катали туда и обратно, обучая их образу жизни, который те должны будут усвоить для своего счастливого будущего.

Был ещё и химический аспект проблемы. Минимум раз в месяц приезжали к соседям цистерны с химикалиями, и человек в маске распылял какие-то яды, которые уничтожали неположенные растения. Особенно интенсивно занимались травлением одуванчиков – этих ангелочков с ореолом, не выдерживающим ветра. Делалось это для того, чтобы трава представляла из себя равномерный зелёный покров единого сорта и одного оттенка. После каждого такого распыления на участке втыкались таблички, предупреждающие, чтобы по траве не ходить и не пускать на неё ни кошек, ни собак дня три. После каждого травления травы от неё исходил отвратный запах яда, который наполнял соседей торжеством победы над сорняками, а меня – грустью от смерти отвергнутых одуванчиков.

Таким образом, понятие соседской красоты формировалось и поддерживалось с помощью ядов.

А вот я любил одуванчики – весновестники, их волшебное превращение из жёлтого цветка в белоспермообразный венчик семян. Я наслаждался полётом смелых парашютистов жизни.

Так как мой дом находился посередине приусадебного участка, то он со всех сторон был окружён травой. Исключение составляла только асфальтированная дорожка, ведущая в мой гараж, которая смотрелась как пробор или как шрам.

Я решил в качестве протеста против шумовой пытки перестать стричь траву и дать ей расти так высоко, как она захочет и сможет. Соседи-трактористы, едучи по границе моего участка, косо и с негодованием смотрели на мой травяной укор их грохочущим потугам. А я радовался чертополоху, одуванчикам, куриной слепоте и высокой осоке. Однако вскоре я получил по почте предупреждение от местного градоуправления, что согласно каким-то постановлениям трава на участке не должна превышать столько-то там дюймов и если я не приведу её в должный рост, то обязан буду заплатить весьма болезненный штраф. Пришлось мне снова заводить свою сенокосилку и расхаживать с ней по участку вдоль и поперёк, пока травы и цветы не укоротились до разрешённой высоты.

До переезда в дом я жил в квартире в центре большого города на улице с оживлённым движением. Под моими окнами смердела остановка автобусов и по улице было разрешено движение грузовиков. Вот почему я так рвался уехать из города в предместье. Я въехал в свой дом зимой, счастливый от окружавшей меня тишины и покоя, но через месяц начался бешеный рост травы, и вокруг меня снова возник шумовой ад, почище городского.

В этом адском грохоте прошла половина моего первого лета как домовладельца.

Однажды, топча траву с гнусавой косилкой перед собой, я взглянул на одиночные деревья на участках моих обозримых соседей, и вдруг грандиозная мысль посетила меня: если я не имею права выращивать высокую траву на своём участке, то выращивать деревья мне никто запретить не может. Плотно посаженные деревья, а точнее, чаща должна предохранить меня от невыносимого шума косилок.

Эта идея нашла энергичный отклик у моего приятеля-ботаника Алекса, и он предложил профессиональное решение проблемы. Он рассказал, какие деревья сажать, чтобы из них образовалась звуконепроницаемая чаща. Алекс посоветовал мне ельник, преимуществом которого являлась его вечнозелёность, а также и то, что никакой травы не останется – вместо неё вырастет мох. Алекс работал в секретной лаборатории, изучавшей сексопатологию растений. Я плохо представлял, в чём может состоять предмет этой науки, но в области ботаники доверял моему приятелю беспрекословно. Алекс тут же предложил мне выслать саженцы только что выведенного сорта, рост которого он как раз намеревался проверить во внелабораторных условиях, а тут я был рядом и землю свою предоставлял бесплатно.

А теперь мне самое время рассказать о своей работе. За десять лет усердной службы я, начав свою карьеру простым охранником, вырос до начальника смены видеоохраны в одном из местных казино. Постоянный шум и звон игральных автоматов сделали меня особо чувствительным к громким звукам. Так что после конца работы я всегда искал тишины.

Главным средством слежения в казино были микровидеокамеры, встроенные в люстры, в стены, в пол под игорными столами и в другие менее очевидные места, говорить о которых я не хочу, чтобы не раскрывать профессиональную тайну. Бригада «надсмотрщиков» или «смотрителей» сидела в специальном зале у телевизоров и следила за тем, что показывают камеры.

Одновременно всё записывалось на запоминающие устройства в архив для детального изучения в будущем, если понадобится.

Именно в казино, исполняя служебные обязанности, я и познакомился с Алексом. Один из охранников в казино подозвал меня к телевизору и показал на человека, играющего в рулетку, который подряд два раза выиграл значительные суммы. Ничего подозрительного в этом человеке наблюдатели не заметили, кроме непристойно выглядящей орхидеи, вставленной в лацкан его пиджака. Когда он на моих глазах в третий раз выиграл ещё более значительную сумму, я пригласил его в свой кабинет для осмотра. Алекс радостно улыбался своим выигрышам и без всякого сопротивления и, я бы даже сказал, с радостью подвергся обыску и осмотру. Я сам вытащил орхидею из его пиджака и стал её подробно рассматривать и ощупывать. Недаром в викторианской Англии орхидеи были запрещены к ввозу, так как уж слишком напоминают женские половые органы. Этот сорт, который я держал в руках, выглядел поразительно откровенно.