Чеченский капкан. Между предательством и героизмом - читать онлайн книгу. Автор: Игорь Прокопенко cтр.№ 80

«Прошла информация, по-моему, от самого Масхадова, что он пообещал, что к концу 3 сентября он может появиться. Он сказал: «Обеспечьте мою безопасность для доступа к школе, а дальше я беру все на себя».

Масхадов заявил, что осуждает действия боевиков, захвативших школу, и потребовал от российских властей не связывать этот теракт со своим именем.

Руководитель Управления ФСБ по Северной Осетии Валерий Андреев в те дни заявил:

«Мы предполагали проведение дальнейших переговоров по мирному освобождению заложников. В этих целях была достигнута договоренность, и для этого прибыл сегодня в Беслан для участия в переговорах с террористами советник президента Аслаханов».

Бывший президент Ингушетии Руслан Аушев продолжает:

«Мы стояли во дворе, ждали, когда Аслаханов приедет. Хотели взять эту распечатку и сказать — вот ответ Масхадова на ваши действия, что будем делать?»

Аслаханов связался с террористами еще из Москвы. Они сказали ему: «Приезжай, поговорим».

Рассказывает советник президента РФ Асламбек Аслаханов:

«Вчера вечером договорились, и сегодня утром самолетом я прилетел сюда. Прилетел, чтобы начать мирные переговоры, и никто не готовился к тому, что здесь сегодня произошло. Начали раздаваться взрывы, и когда дети побежали, им начали в спину стрелять террористы. И тогда федеральные войска вынуждены были выступить, защищая их. Спецподразделения начали военные действия против террористов».

Взрывы были случайны. Сейчас они были меньше всего нужны террористам. Не ждал их и спецназ.

Это подтверждает и Руслан Аушев:

«Когда два взрыва произошло, командир центра специального назначения как бы не был готов еще. То есть для него, по-моему, это тоже была неожиданность».

Однако родственники погибших не желают слушать никаких объяснений. Они уверены: власти сделали не все возможное для спасения заложников. Это утверждает и председатель комитета «Матери Беслана» Сусанна Дудиева:

«То, что называют штурмом… Этот штурм должен был быть подготовлен с хирургической точностью!»

С ней согласен житель Беслана, ополченец Сослан:

«Они опоздали. Они опоздали, они там занимались учениями. И вот на 40 минут «Альфа» опоздала. А 40 минут, это имеет большое значение».

В момент взрыва бойцы «Альфы» находились в 30 километрах от Беслана. Когда они прибыли к школе, здесь уже шел беспорядочный жестокий бой.

Вице-спикер парламента Республики Северная Осетия Станислав Кесаев так описывает ситуацию:

«Была рассогласованность, отсутствие единства действий. Даже в здании администрации района было как минимум три штаба. Каждый, как мне показалось (я думаю, не только мне), пытался взять командование на себя, поскольку любой генерал, любой военный мечтает проявить свою доблесть и заработать славу».

Во время боя в бесланской школе бойцы групп спецназа «Альфа» и «Вымпел» потеряли 10 человек, 26 человек были ранены. До Беслана за всю тридцатилетнюю историю «Альфы» погибло девятнадцать бойцов.

Беслан превратился в город вечного страха. В каждый дом, где был заложник, приходили врачи-психологи, пытаясь помочь. Но помочь невозможно. Горе сильнее разумных слов. На врачей смотрят с фотографий погибшие дети, и ответить на вопрос их мам «Почему так случилось?» врачи не могут.

Долгое время после трагедии на улицах Беслана никто не улыбался, в городе не играли свадьбы и не праздновали дни рождения. Здесь шли только поминки. Каждое третье число месяца.

Мамы погибших детей организовали свой комитет. Они требуют, чтобы на скамье подсудимых вместе с Нур-Паши Кулаевым оказались те, кто допустил бесланскую трагедию. У них большой список. В этом списке и милиционеры, пропустившие боевиков, и чиновники, превратившие смерть детей в государственную тайну. Мамы поклялись своим детям, что накажут убийц. Поклялись на самом большом детском кладбище России.

В беседе со мной жительница Беслана Инга заявила:

«Мы умрем, все погибнем, но за нами еще люди. Такие же, как и мы. Мы будем продолжать».

Вспоминает бывшая заложница Яна Даурова:

«Из нашего класса там три девочки погибли, а мальчиков, по-моему, два».

Валерий Цебиров, отец пропавшей без вести Тамерис, уверен:

«Как отец, я сказал, что я буду ее искать. Куда бы мне ни надо было поехать, что бы мне ни нужно было делать, с кем бы мне ни нужно было встречаться. Даже если мне в ад надо будет спуститься, я спущусь туда».

Театральный центр на Дубровке. После трагедии 23 октября 2002 года с захватом заложников здесь многое изменилось. Цвет стен, кое-где перестелены полы. В зрительном зале новая обивка кресел, но сквозь нее проступает кровь. Стены не держат въевшихся стонов. Каждый сантиметр этого здания проклят. Проклят теми, кто был здесь в те роковые дни. Теми, кто потерял здесь родных и близких. Теми, кто навсегда обречен на возвращение в «Норд-Ост».

Ирина Фадеева в тот день пришла на спектакль с 15-летним сыном. Ярослав был ее гордостью, ее самой большой любовью, ее смыслом жизни. С ними еще были сестра Вика с дочерью Настей. У них была очень дружная семья. Сейчас это большая редкость. Ярослав не хотел идти на спектакль, и теперь, глядя на все происходящее. Ирина не могла себе простить, что не послушалась сына.

Я встретился с Ириной Фадеевой и выслушал ее страшный рассказ. Она вспоминает:

«Никакого предчувствия у меня не было. Наоборот, я бы сказала, что с радостью туда шла. Сын не хотел идти, он говорил: «Хорошо, я не пойду, уроки сяду делать». Но я его уговорила, и мы поехали на спектакль. Меня обычно мама на машине возит. А в этот день я поехала на метро».

А вот что рассказала одна из артисток, участников спектакля:

«Мы ждали в гримерной, нас было шестеро родителей. И еще двое ребяток из малышей, один из них был задействован во втором действии. Когда дети выступали, я всегда вспоминаю детство свое, и всегда такое настроение, что прямо до слез, когда они вот там танцуют. Первое отделение кончилось. Была такая мысль: уйти. Но не ушли.

Отыграли спектакль. Посидели, поели. Потом пошли репетировать на третий этаж. Репетировали долго танец. И уже почти занятия у нас заканчивалось, когда вдруг к нам ворвался мужик в камуфляже, с автоматом и с маской. И сказал, что все должны выходить. Вот мы пошли, руки за голову, и пошли наверх».

Их повели в зрительный зал, где истекали последние секунды еще не прерванного спектакля.

Рассказывает другая участница спектакля: «Мы принимаем участие в этом спектакле уже год, и все звуки, которые в спектакле есть, знакомы, и естественно, когда появляются какие-то посторонние звуки, они сразу же привлекают наше внимание. Так было, когда пошла сцена летчиков. Мы услышали хлопок. Сразу же насторожились. Мы думали, что это как бы спектакль, не поняли ничего. А потом зрители сели, и я уже тогда смотрю: девушки какие-то заходят, много. И я говорю: «Это что-то не то, это не спектакль, наверное».