Или и то и другое.
У нее был мотив и была возможность.
После ланча Гамаш вызвал патрульную машину, чтобы вести наблюдение за домом Смит. Действовать он не хотел, пока у него не будет доказательств того, что пузырек принадлежал Софи. Утром они ее арестуют.
А пока ему нужно было найти ответы на другие вопросы.
Он посмотрел на часы.
– Первые выпуски газет появятся через час, – сказал Бовуар. – Месье Беливо оставит один номер для нас.
– Merci.
– Я рад, что вы отослали Николь. Работать будет легче.
Гамаш не ответил, и Бовуар продолжил:
– Вы никогда не говорили мне о том, что произошло, после того как вы поняли, что представляет собой Арно. Кое-какая информация, конечно, стала известна в ходе суда. Но я знаю, что это не все.
Гамаш смотрел в окно на проплывающий мимо пейзаж. Деревья только-только начинали оживать. Он словно присутствовал при зарождении жизни на земле.
– Было созвано срочное заседание совета старейшин, – заговорил Гамаш.
Его глаза более не видели чудо рождения новой жизни, а лишь холодный зал совещаний в управлении Квебекской полиции. Приходили все новые и новые полицейские чины. Никто, кроме его самого и Бребёфа, не знал, для чего созвано совещание. Пьер Арно вежливо улыбался и смеялся с суперинтендантом Франкёром, с которым они сидели бок о бок на вращающихся креслах.
– Я погасил свет и стал проецировать изображения на экран. Фотографии мальчиков из школьного альбома. Потом фотографии убитых. Чередовал одно и другое. Потом я зачитал показания свидетелей и результаты лабораторных исследований. Все пришли в замешательство. Пытались понять, к чему я веду. Потом все понемногу замолчали. Кроме Франкёра. И Арно.
Он видел эти голубые глаза. Холодные, как мрамор. Он чувствовал, как мысли мечутся от факта к факту в отчаянных попытках опровергнуть услышанное. Поначалу Арно чувствовал себя свободно, не сомневался в своей неприкосновенности, был уверен, что никто не сможет ни в чем его обвинить. Но собрание продолжалось, и он все больше проявлял беспокойство, неуверенность.
Гамаш хорошо проделал свою работу. Он работал над этим делом почти в течение года, втихую, в свободное время и по выходным. И наконец все возможные пути отхода для Арно были перекрыты, заблокированы, заперты и еще раз перекрыты.
Гамаш знал, что у него есть только один выстрел – это собрание старейшин. Если Арно уйдет отсюда, Гамаш и многие другие, включая Бребёфа, будут обречены.
Он представил свои факты, но при этом знал, что Арно может воспользоваться одним мощным оружием. Лояльностью. Полицейские скорее предпочтут умереть, чем проявить нелояльность друг к другу и к Квебекской полиции. Лояльность среди полицейских по отношению к Арно была велика.
И Арно победил.
Перед лицом фактов он признал себя виновным в подстрекательстве к убийству и в реальных убийствах. Но он убедил совет с учетом его положения и долгих лет службы не арестовывать его и двоих его подчиненных. Пока не арестовывать. Они просили дать им возможность привести в порядок дела, обеспечить свои семьи, попрощаться. А потом они отправятся в охотничий домик Арно в районе Абитиби и там покончат с собой.
Чтобы избежать постыдного для них судебного процесса. Чтобы избавить Квебекскую полицию от позора.
Гамаш яростно возражал против такой глупости. Но совет, который боялся Арно и боялся публики, принял другое решение.
К удивлению Гамаша, Пьер Арно вышел из управления свободным. По крайней мере, на какое-то время. Но такой человек и за очень короткое время может принести много горя.
– И тогда мы взяли дело в Маттон-Бее? – спросил Бовуар.
– Да, как можно дальше от Монреаля, – признал Гамаш.
Он отправил из Монреаля Рейн-Мари и попросил своего приятеля Марка Бро из Монреальской полиции назначить полицейских для защиты его детей. После этого он на гидроплане отправился в Квебек-Сити, оттуда в Бе-Комо, а потом в Наташкуан, Харрингтон-Харбор и, наконец, в крохотную рыбацкую деревню на Маттон-Бее. И там он начал искать убийцу, а нашел себя. В занюханной столовой на скалистом берегу деревни. Там пахло рыбой, как свежей, так и жареной, и грубый, неотесанный рыбак, словно высеченный из скалы, сидевший в одиночестве за столом напротив него, посмотрел на Гамаша и улыбнулся, излучая такой неожиданный свет, что Гамаш тут же понял, что должен делать.
– И тогда вы уехали, – сказал Бовуар. – Вы вернулись в Монреаль. А потом я узнал, что все газеты только и пишут что об Арно и двоих его подчиненных.
«Вот она, ирония судьбы», – подумал Гамаш и постарался больше не смотреть на часы.
Гамаш тогда приехал в Абитиби и предотвратил самоубийство. Весь путь назад двое полицейских рыдали в пьяной истерике от облегчения. Но не Арно. Он сидел прямо между ними и смотрел на Гамаша в зеркало заднего вида. Едва войдя в охотничий домик, Гамаш понял, что Арно не имеет ни малейшего намерения кончать жизнь самоубийством. Остальные – да. Но не Арно. В течение четырех часов езды сквозь снежную бурю Гамаш выдерживал на себе этот взгляд.
Пресса объявила его героем, но Арман Гамаш знал, что он никакой не герой. Герой не стал бы колебаться. Герой не убежал бы.
– А как прореагировали в управлении, когда вы появились с Арно и другими? – спросил Бовуар.
– Прием был самый сердечный, – с улыбкой сказал Гамаш. – Совет был в бешенстве. Я поступил против их желания. Они обвинили меня в нелояльности. Что ж, я и был нелоялен.
– Ну, это как посмотреть. Лояльность по отношению к кому? Почему вы это сделали?
– Чтобы остановить убийства. Матери убитых заслуживали большего, чем молчание, – сказал Гамаш после некоторой паузы. – Та женщина племени кри, которую я встретил, и другие заслуживали публичного извинения, заверения в том, что такое не повторится. Кто-то должен был выйти вперед и взять на себя вину за то, что случилось с их детьми.
Как и другие полицейские Квебекской полиции, Бовуар испытал чувство стыда и отвращения, когда узнал, что сделал Арно. Но Арман Гамаш частично искупил их вину, доказал, что не все квебекские полицейские олицетворяют собой зло. Подавляющее число полицейских всех рангов твердо и безоговорочно встали на сторону Гамаша. Как и большинство газет.
Но не все.
Некоторые обвинили Гамаша в том, что он мстит Арно. И даже пытались оболгать его, заявив, что он один из убийц и сфабриковал дело против популярного Арно.
Теперь эти обвинения зазвучали снова.
– Сколько сторонников Арно осталось в полиции? – деловито спросил Бовуар.
Это был не пустой вопрос. Бовуар собирал тактическую информацию.
– Я не хочу, чтобы ты ввязывался в это дело.
– Идите вы в жопу!
Жан Ги Бовуар никогда не позволял себе разговаривать с шефом в таком тоне, и их обоих поразили эти слова и их ярость.