– Думаю, что голоса так звучат потому, что сейчас вечер, – Жюли глухо уронила слова в тишину, и Франсуа стало не по себе. Он не узнавал даже ее голоса, к которому привык и который слышал изо дня в день. Он бывал и веселым, и печальным, и сердитым, и пару раз во время ссор даже срывался на крик – но сейчас был абсолютно чужим. Девушка сидела на сцене, опустив руки на колени и подняв голову, как будто высматривала что-то наверху невидящими глазами.
– Мне кажется, я чувствую свет луны на руках, – она порывисто встала и сделала неуверенный шаг.
Франсуа подался вперед в порыве поддержать ее – ведь она была слепа.
– Должно быть, показались звезды. Я чувствую их, – ответила Жюли Марго д'Эрбемон и протянула к ней руку.
– Я тоже, – девушка повторила ее жест, как в зеркале. Две актрисы почти соприкоснулись кончиками пальцев. Примадонна, как и все остальные, была облачена в просторное белое одеяние, достающее почти до пола. На пару мгновений две актрисы застыли зеркальными отражениями друг друга.
– Я не слышу ни единого звука.
– Я слышу только наше дыхание, – ответил Ив Бретеш. Он вышел из-за кулис и сел между Филиппом и Себастьеном. Лица у всех были мертвенно-бледными, даже землистыми. Слепые проводили почти все время в стенах монастыря и почти не видели солнечного света. Эта прогулка была для них настоящим событием.
– Уже давно я слышу запах мертвых листьев!
– Видел ли кто-нибудь ранее этот остров и не скажет ли он, где мы? – Тоненькая девушка вышла из глубины сцены. Если можно так сказать о человеке, чьи ноги при ходьбе не касаются пола. Клоди ступала неуверенно, прижимая тонкие полупрозрачные руки к груди.
В репетиции теперь участвовало не трое актеров, как поначалу, а куда больше. Туманные силуэты появлялись из-за кулис, выходили из глубины сцены или вовсе возникали из ниоткуда около рампы. Самый воздух дрожал и колебался, впуская на сцену нечто неведомое из другого, до сих пор незримого мира. В пространстве без декораций тут и там возникали смутные тени гор, вздымались стволы призрачных деревьев и колебались кроны. Эти фантомы то появлялись, то исчезали, актеры бродили между ними, и каждый создавал собственный образ, даже если появлялся на несколько секунд и произносил лишь одну реплику.
Уже нельзя было понять, кто какую роль играет, – текст подхватывался мертвыми и живыми поочередно. Все они вплетали свои голоса в невесомую ткань пьесы и обменивались образами так легко, точно мерили чужие костюмы. Отжившие свой век мастера играючи раскрывали персонажей, вспоминая тонкости своего искусства, а молодые таланты подхватывали искру и разжигали ее еще ярче. А над ними шумел ветер, закручивался в невидимую воронку под потолком и вдыхал жизнь в нарождающийся спектакль. Кто бы ни был режиссером, в этот миг актеров вдохновлял сам театр.
– …Мы все были слепы, когда пришли сюда.
– Что зря волноваться! Он скоро придет. – Жюли оказалась у края сцены. Она переместилась незаметно, как будто сама была призраком. Девушка парила, не касаясь туфельками пола, но не замечала этого и продолжала играть так же непринужденно.
Вся мизансцена перенеслась теперь выше уровня сцены, и актеры парили, двигаясь и обмениваясь репликами. Вокруг шумела листва, и пели птицы, и волны плескались о берег неподалеку. Слепые все больше беспокоились, ожидая своего поводыря-монаха. Они предчувствовали чье-то приближение, но не знали, что поводырь их мертв, и что некто уже здесь, рядом с ними.
– Подождем еще немного. Но больше мы с ним никуда не пойдем, – кивнула Марго. Силуэт бывшей примадонны мерк на глазах, удалялся в глубь сцены и таял. Жюли опустилась на колени прямо в воздухе.
– Мы не можем ходить одни, – испуганно и жалобно проговорила она. Ее рука потянулась туда, где стояла Марго, но встретила пустоту. Слепые не видели друг друга. Взгляд каждого из них был обращен внутрь себя.
Франсуа встал, справившись наконец с состоянием оцепенения. В голове журналиста мелькали старые афиши, пожелтевшие газетные вырезки – и его собственные свежие статьи. Он пытался осознать и объяснить самому себе то, что видел, но привычная логическая цепочка никак не желала выстраиваться. Молодой человек твердил себе, что Марго, Ив Бретеш и Клоди мертвы, мертвы и забыты. Но театр, очевидно, считал иначе. Франсуа отчаянно захотелось на свежий воздух. Больше не глядя на сцену, он схватил пальто и вышел.
То ли он выронил спички где-то в театре, то ли оставил их дома, но ему пришлось попросить прикурить у случайного прохожего. Когда Франсуа сжал сигарету между пальцами, то заметил, что его руки дрожат. Мысли кружились вихрем, ища объяснений происходящему. Что, черт возьми, происходило на репетиции? Почему он мог видеть актеров, которые уже умерли? Были они галлюцинацией или…
Глядя на поблескивающий под фонарем асфальт и спешащих прохожих, журналист почти поверил, что просто переутомился, работая для редакции, и увиденное им в полумраке репетиционного зала не более чем плод воображения. Закуривая вторую сигарету, он не услышал, как хлопнула дверь за его спиной.
– Милый, тебе наскучила наша пьеса?
Он вздрогнул и обернулся. Свежее лицо Жюли ничем не напоминало ту чужую незрячую женщину с незнакомым голосом, которая так напугала его. Он машинально поцеловал ее.
– Что ты, мне было… интересно. А ты не заметила ничего необычного?
– Необычного? – Она ловко выхватила у него сигарету и с наслаждением затянулась. – Ты о чем?
– Ну, когда вы играли…
– Кстати, как мы изобразили слепых? По-моему, эта затея с повязками на глазах просто отличная. Это Филипп придумал. То есть он где-то читал, что…
– Жюли, ты правда ничего не видела?
– Чего? Видеть что-то я вряд ли могла. Франсуа, ты какой-то странный, – она положила руку ему на лоб. – А что было не так?
– Ну… да нет, ничего. – Он пожал плечами. – Ты не хочешь пообедать?
– О, – Жюли замешкалась и виновато посмотрела на журналиста. – Я разве не говорила тебе? Мы договорились сегодня поехать к Этьену и продолжить репетицию у него. Премьера так скоро, мы ничего не успеваем, вот и…
– Ты об этом не упоминала, – Франсуа нахмурился.
– Я совершенно забыла, новый спектакль отнимает столь сил. Извини, давай пообедаем вместе завтра? – Она быстро поцеловала его в губы и вернула сигарету Франсуа. – Мне пора бежать, меня уже и так ждут!
Молодой человек промолчал, затягиваясь. Каблуки Жюли быстро стучали по мокрой мостовой, и совсем скоро ее спина стала едва видна в темноте. Возле поворота на улицу Дантон девушка присоединилась к компании актеров, которые громко разговаривали и смеялись в ожидании такси, а Франсуа так и остался стоять на крыльце служебного выхода.
Холодный воздух вернул его в реальный мир и выветрил из головы воспоминания о только что виденном. Теперь он вспоминал репетицию «Слепых» не иначе как странный сон – один из тех, после которых просыпаешься с сильным сердцебиением и еще полдня не можешь выкинуть его из головы, несмотря на несколько чашек крепкого кофе.