Сатори в Париже. Тристесса - читать онлайн книгу. Автор: Джек Керуак cтр.№ 5

Не важно.

А кроме того, все это слишком уж давно и никудышно, если не можешь отыскать в полях настоящие семейные памятники, как со мной, я пойду заявлять свои права на чертовы дольмены Карнака? Или пойду присваивать корнский язык, который называется Кернуак? Или какой-нибудь старый утесный замок в Кенедьяке в Корнуолле, либо какой-нибудь из «сотен», называемых Керриер в Корнуолле? Или сам Cornouialles за пределами Кимпера и Керуаля? (Бретань уж там.)

В общем, как бы то ни было, я пытался найти всякое про свою старую семью, я был первый Лебри де Керуак, кто вообще за 210 лет вернулся во Францию разбираться, и я планировал отправиться дальше в Бретань и Корнуолл, Англия (края Тристана и Короля Марка), а потом намеревался двинуть в Ирландию и найти там Изольду и, как Питер Селлерз, получить в дыню в дублинском пабе.

Курам на смех, но я так осчастливился коньяком, что не прочь был попытаться.

Вся библиотека стонала от накопившихся свалок столетий архивированных причуд, как будто приходилось, как ни верти, архивировать причуды в Старом или Новом Свете, вроде моего чулана с его невероятными свалками набившихся старых писем тысячами, книг, пыли, журналов, детских бейсбольных счетов, от подобных коим, когда как-то ночью пробудился после чистого сна, я застонал, подумав, вот что я делаю со своими часами бденья: отягощаю себя хламом, который ни мне самому, ни кому-либо еще, вообще-то, не понадобится и не вспомнится в Небесах.

В общем, пример моих напастей в библиотеке. Тех книжек мне не вынесли. Стоило открыть их, думаю, они бы с треском распались. Мне вот чего надо было сделать – сказать той главной библиотекарше: «Я вас в подкову забью и подарю лошади, чтоб носила в Битве при Чикамоге».

Меж тем, я всех спрашивал в Париже «Где похоронен Паскаль? Где кладбище Бальзака?» Кто-то мне наконец сказал, что Паскаля наверняка должны были похоронить за городом в Пор-Руайяле, подле его благочестивой сестры, янсенисты, а что касается Бальзакова кладбища, мне ни на какие погосты в полночь переться не хотелось (Pе́re Lachaise), да и все равно когда мы гнали вперед в диком такси в 3 часа ночи возле Монпарнаса, они завопили «Вон твой Бальзак! Его статуя на площади!»

«Остановите такси!» и я вылез, смахнул с головы шляпу в размашистом поклоне, увидел статую, смутно-серую в пьяном туманье улиц, и на этом все. И как я бы нашел дорогу в Пор-Руайяль, если я едва гостиницу свою опять отыскивал?

А кроме того, их там вовсе и нету, лишь их тела.

Париж такое место, где можно по-настоящему разгуливать по ночам и отыскивать такое, чего тебе и не надо, О Паскаль.

Пытаясь добраться до Оперы, сотня машин неслась из-за слепого изгибугла, и я, как все остальные пешеходы, ждал, давая им проехать, а они затем все рванули на ту сторону, а я еще несколько секунд обождал, оглядывая другие несущиеся машины, все ехали с шести разных сторон – Потом соступил с бордюра, и из-за этого изгиба вывернула машина, одна-одинешенька, как гонщик, идущий последним в Монакском заезде, и прямо на меня – Отступил я как раз вовремя – За рулем француз, совершенно уверенный, что ни у кого больше нет права жить или мчать к своей любовнице с его скоростью – Как ньюйоркчанин, я бегу, увертываясь от привольно сквозящего ревущего потока машин Парижа, а вот парижане просто стоят, а потом гуляют себе, и всё оставляют на долю водителя – И ей-богу получается, я видел, как десятки машин с визгом тормозят с семидесяти миль/ч, чтобы мог пройти какой-нибудь гуляка!

Я шел в Оперу также поесть в каком угодно ресторане, что глянулся бы, то был один из моих трезвых вечеров, посвященных одиноким вдумчивым прогулкам, но О что за мрачные дождливые готические зданья, и я такой иду по самой средине тех широких тротуаров, чтоб избегать темных дверных проемов – Что за просторы Ночи Нигдешнего Города, и шляп, и зонтиков – Я даже газету не мог купить – Тысячи людей выходили откуда-то с какого-то представления – Я зашел в переполненный ресторан на Boulevard des Italiens [30] и сел далеко в конце у стойки бара сам по себе на высокий табурет и смотрел, весь мокрый и беспомощный, как официанты замешивали сырой гамбург с вустерским соусом и всяким прочим, а другие официанты спешили мимо, держа повыше курящиеся подносы доброй еды – Один сочувственный приказчик принес меню и эльзасское пиво, что я заказал, и я велел ему немного обождать – Этого он не понял, пить, а есть не сразу, ибо он соучастник тайны чарующих французских едоков: – те в самом начале спешат с hors d’oeuvres [31] и хлебом, а затем ныряют в свои блюда (это практически всегда еще перед даже глотком вина), и только после этого сбавляют ход и давай тянуть вола, теперь вот вино промыть рот, вот беседа, а вот и вторая половина трапезы, вино, десерт и кофе, я так просто не могу.

Как бы там ни было, я пью себе второе пиво и читаю меню, и замечаю парня-американца, сидит от меня в пяти табуретах, но на вид такой гад в этом своем абсолютном отвращении к Парижу, что я боюсь спросить «Эй, вы американец?» – Он приехал в Париж, рассчитывая, что окажется под вишнею в цвету на солнышке, а на коленях у него хорошенькие девчонки, и народ вокруг танцует, а вместо этого бродит по дождливым улицам один во всем этом арго, не знает даже, ни в каком квартале бляди, ни где Нотр-Дам, или какая-нибудь кафешка, о которой ему рассказывали еще в баре Гленнона на Третьей авеню, ничего – Когда за сэндвич платит, буквально швыряет деньги на прилавок «Вы все равно не помогаете мне понять, сколько это на самом деле стоит, а кроме того засуньте это себе сами-знаете-куда, а я поехал к себе обратно к своим старым минированным противолодочным сетям в Норфолк и напиваться с Биллом Эверсоулом у букмекера, и к прочим штукам, про которые вы, тупые лягушки, и слыхом не слыхивали», и гордо вываливает оттуда в недопонятом дождевике и разочарованных галошах —

Потом входят две американские школьные учительницы из Айовы, сестры в грандиозном путешествии в Париж, очевидно, они сняли номер в гостинице за углом и не выходили из него, разве что сесть в экскурсионные автобусы, которые подбирали их у дверей, но этот ближайший ресторан им известен, и они только спустились сюда купить себе пару апельсинов завтра на утро, потому что во Франции апельсины, похоже, только «валенсии», импортные из Испании и слишком дороги для чего угодно жадного, вроде простого разговления после поста. Поэтому, к своему изумленью, я слышу первые чистые колокольные ноты американской речи за неделю: «У вас тут апельсины есть?»

«Pardon?» [32] – приказчик.

«Вон они в том стеклянном ящике», говорит другая девка.

«Окей – видите?», показывая, «два апельсина», и выставляет два пальца, а приказчик вынимает два апельсина и кладет их в кулек, и говорит хрустко через горло с этими арабскими парижскими «р»: —