– Кто таков, черт его раздери, этот Обур Гасквон?
– Секретарь магистратского суда, – объяснил Клинч. – Гаскуан подал от имени миссис Уэллс апелляцию по поводу наследства Кросби Уэллса.
– Ага! – воскликнул Мэннеринг. – То есть мы все-таки к этому вернулись, да? Да будь я проклят!..
– Есть еще кое-что, – продолжал Клинч. – Сегодня днем, когда мистер Гаскуан был в номере у Анны, там началась стрельба. Прозвучало два выстрела. После я расспросил его об этом деле, а он в ответ упомянул о долге. Я поднялся наверх посмотреть. В Анниной подушке зияла дырка. В самой середке. Аж набивка вылезла наружу.
– Две дырки?
– Только одна.
– И вдова все видела, – предположил Мэннеринг.
– Нет, – покачал головой Клинч. – Она пришла позже. Но Гаскуан, уходя, упомянул, что собирается переговорить с какой-то дамой… а два часа спустя объявилась Лидия.
– А что еще за второй клад? – внезапно спросил Мэннеринг. – Ты вроде сказал, есть какой-то еще.
– Я подумал… – Клинч опустил глаза. – Нет. Не важно. Я ошибся. Забудь.
Мэннеринг нахмурился.
– А с какой бы стати Лидии Уэллс выплачивать Аннины долги? – вслух размышлял он. – Ей-то какая с того выгода?
– Не знаю, – признал Клинч. – Но сегодня дело выглядело так, что эти две – самые что ни на есть задушевные подруги.
– Задушевная дружба – это не источник дохода.
– Прямо и не знаю, – повторил Клинч.
– Они шли обнявшись? В хорошем настроении? Как?
– Да, рука об руку, – подтвердил Клинч. – А когда вдова заговорила, Анна прижалась к ней теснее. – И он замолчал, заново переживая воспоминание.
– И ты ее отпустил?! – внезапно рявкнул Мэннеринг. – Ты дал ей уйти – не спросившись меня и меня даже не известив? Эдгар, это моя лучшая девчонка! Да ты и сам знаешь, не мне тебе объяснять! Остальные Анне в подметки не годятся!
– Не мог же я ее силой удерживать, – угрюмо возразил Клинч. – А что мне следовало сделать – запереть ее? В любом случае ты-то был в Каньере.
Мэннеринг вскочил со стула:
– Значит, Китайская Энни стала теперь Энни Ничейная! – Он с досадой хлопнул шляпой по ноге. – Как у нее, однако, все просто! С проституцией она покончила! Как будто мы все вольны одним прекрасным утром проснуться и просто-напросто перерешить все заново!..
Но Эдгару Клинчу развивать этот риторический аргумент отнюдь не хотелось. Он с тоской думал, что завтра – воскресенье, первое воскресенье за вот уже много месяцев, когда ему не придется больше с нетерпением предвкушать, как он наполнит для Анны ванну. А вслух он сказал:
– Думаю, тебе стоит сходить к мистеру Гаскуану, поговорить насчет денег.
– Знаешь, Эдгар, что меня бесит? – отозвался Мэннеринг. – Сообщения, переданные через третьих лиц, – вот что бесит-то. Необходимость подтирать за другими – вот что бесит. То, что это все я услышал от тебя, – бесит не могу сказать как. Чего Анна от меня ждет? Чтоб я постучался в двери к человеку, которого я едва знаю? И что я скажу? «Прошу прощения, сэр, я так понимаю, под вашей кроватью спрятано много денег и Анна Уэдерелл задолжала эту сумму мне!» Это невежливо. Просто невежливо. Нет уж: что касается меня, эта девчонка все еще работает на меня. Она не кто иная, как шлюха, и ее долг мне ни разу не выплачен.
Клинч кивнул. Его боевой задор уже иссяк, теперь ему просто хотелось остаться одному. Он подобрал банковский билет, свернул его и убрал в бумажник, поближе к сердцу.
– Во сколько, говоришь, нынче собрание?
– На закате, – отозвался Мэннеринг. – Только смотри приходи либо чуть раньше, либо чуть позже, чтоб мы не всей оравой туда ввалились. Ты обнаружишь, что чертова прорва народу вышла из этой истории с ощущением, что надо искать виноватого.
– Не могу сказать, что «Корона» мне по душе, – пробурчал Клинч под нос. – На стекле, похоже, экономят. Окна фасада надо бы пошире сделать и над крыльцом какой-никакой навес.
– Да ладно, там нас не потревожат, а это главное.
– Да.
Мэннеринг нахлобучил шляпу.
– Кабы меня спросили на прошлой неделе, кто повинен во всем этом сумасбродстве, я бы предположил, что жидюга. Кабы меня спросили вчера, я бы сказал: вдова. Нынче днем я бы ответил: китаезы. А теперь? Так вот, Эдгар, черт меня дери, если я не поставлю на эту шлюху. Попомни мои слова: Анна Уэдерелл знает доподлинно, как деньги оказались в доме Кросби Уэллса, и ей известно в точности, что приключилось с Эмери Стейнзом – Господь упокой его душу, пусть и преждевременно так говорить. Покушение на самоубийство, ничего себе! Траурное платье, скажете тоже! Они с Лидией Уэллс одной веревкой повязаны – и вместе что-то замышляют.
* * *
Су Юншэн и Цю Лун бодро топали по Каньерской дороге к Хокитике, одетые в одинаковые широкополые фетровые шляпы, суконные плащи и парусиновые боты. Сгущались сумерки, температура резко падала, стоячая вода по обочинам меняла цвет с бурого на глянцево-синий. Дорога была почти пустынна: изредка проезжала телега или одинокий всадник поспешал к теплу и свету города, до которого оставалось еще две мили, хотя уже удавалось расслышать рев океана, размеренный и монотонный, и изредка на его фоне – крик какой-нибудь морской птицы, звук тонкий и невесомый, что парил над гулом дождя.
Путники беседовали на кантонском диалекте.
– Нету на «Авроре» никакого золота, – доказывал А-Цю.
– Ты уверен?
– Участок бесплоден. Как будто землю там уже всю перелопатили не единожды.
– Перекопанная земля таит немало сюрпризов, – отвечал А-Су. – Я знаю много тех, кто неплохо зарабатывает на отвалах.
– Ты знаешь много китайцев, которые неплохо зарабатывают на отвалах, – поправил А-Цю. – И то их того гляди изобьют, а то и жизни лишат те, чьи глаза не столь зорки.
– Деньги – тяжкое бремя, – заметил А-Су. Эту пословицу он цитировал на каждом шагу.
– И бедняки ощущают это бремя острее прочих, – подхватил А-Цю. И искоса глянул на собеседника. – У тебя вот торговля тоже в последнее время идет неходко.
– Верно, – безмятежно заметил А-Су.
– Шлюха утратила вкус к куреву.
– Да. Не могу понять почему.
– Может, другого поставщика нашла.
– Может.
– Ты сам в это не веришь.
– Я не знаю, чему верить.
– Ты подозреваешь аптекаря.
– Да, и не его одного.
А-Цю на мгновение задумался и затем проговорил:
– Не думаю, что обнаруженное мною богатство когда-либо принадлежало самой Анне.
– Это вряд ли, – согласился А-Су. – В конце концов, покражи она так и не заметила.