Светила - читать онлайн книгу. Автор: Элеанор Каттон cтр.№ 99

– История моих отношений с Фрэнсисом Карвером – это повесть со многими началами, но уповаю, что финал будет только один.

– Я слушаю, – отозвался А-Цю.

* * *

Харальд Нильссен прикрыл дверь своего офиса у набережной, плюхнулся за рабочий стол и, не сняв ни шляпы, ни пальто, поспешно нацарапал записку к Джозефу Притчарду. Послание вышло истерически-небрежным, но Нильссен ничего исправлять не стал. Даже не перечитав написанное, он промокнул страницу, сложил листок и тиснул по воску круглой печатью «Нильссен и К°». А затем позвал Альберта и велел мальчишке спешно доставить записку в аптеку Притчарда на Коллингвуд-стрит.

Как только Альберт ушел, Нильссен повесил шляпу, сбросил насквозь промокшее пальто и переоделся в сухой халат, потянулся к трубке – но, даже закурив, и усевшись поудобнее, и задрав ноги выше, и скрестив лодыжки, он не почувствовал себя спокойнее. Его била дрожь. Кожа казалась влажной на ощупь, сердце колотилось учащенно и замедляться не желало. Нильссен сдвинул трубку в уголок рта, по обыкновению, и сосредоточился на предмете своего беспокойства – на обещании, данном несколькими часами ранее Джорджу Шепарду, начальнику хокитикской тюрьмы.

Нильссен размышлял, дóлжно ли ему нарушить обет молчания и сообщить подробности предложения Шепарда всему собранию нынче же вечером. Этот вопрос, несомненно, имел прямое отношение к грядущему обсуждению, главным образом потому, что речь шла о проценте состояния Кросби Уэллса, но еще и в силу той причины, что Нильссен подозревал: глубокая неприязнь Шепарда к политику Лодербеку не сводится к проблеме тюрем, дорог и труда заключенных. Если вспомнить, что именно политик Алистер Лодербек первым обнаружил труп Кросби Уэллса, то, размышлял про себя Нильссен, ясно, что начальник Шепард так же увяз по уши в заговоре имени Кросби Уэллса, как и все прочие! Но много ли Шепарду известно и кому он служит, помимо собственных интересов? Знал ли он загодя про клад, спрятанный в хижине Кросби Уэллса? А если на то пошло, знал ли о нем Лодербек? Погруженный в раздумья, Нильссен поменял местами скрещенные ноги и сдвинул трубку во рту, придерживая чашечку между согнутым указательным пальцем и подушечкой большого. С какой стороны ни глянь, размышлял он, Джордж Шепард, конечно же, знает куда больше, чем признается.

Харальд Нильссен умел подчинять внимание общественности: свой авторитет он приобрел благодаря остроумию, красноречию и комичной манере себя подать. Он довольно быстро начинал скучать, если в силу какой-то причины поневоле оказывался на периферии битком набитого людьми помещения. Его тщеславие требовало постоянной подпитки и постоянного подтверждения, что он сам контролирует непрерывный процесс творения своей личности. Сейчас он досадовал при мысли о том, что его обвели вокруг пальца как распоследнего идиота, и не потому, что он считал, будто такого обращения не заслуживает (Нильссен отлично знал, что он натура впечатлительная, и часто над этим своим свойством подшучивал), но потому, что взять не мог в толк, из каких побуждений Шепард так с ним обошелся.

Он попыхивал трубкой, вызывая в воображении будущее здание тюрьмы, и работный дом, и подмостки эшафота высоко над обрывом. Все это будет построено благодаря его участию и посредничеству – и с его разрешения. «Да к черту начальника Шепарда!» – внезапно подумал он. Он, Нильссен, совершенно не обязан хранить Шепардов секрет – да он даже не знает доподлинно, в чем этот секрет состоит! Нынче вечером он расскажет о просьбе Шепарда всему собранию, а заодно и поделится своими собственными подозрениями на его счет. Он держать язык за зубами официально не договаривался. Никакого документа своей подписью не заверял. Да в чем вообще проблема? Тюрьма – это не частная собственность. Она принадлежит всей Хокитике. Здание тюрьмы возводится на средства и по заказу правительства – и ради законопослушных жителей.

Вскоре Нильссен услышал, как в приемной открылась и вновь затворилась дверь. Он вскочил на ноги. Это Альберт вернулся от Притчарда. Куртка его насквозь вымокла, вместе с ним в кабинет ворвался земляной запах дождя.

– Он сжег письмо? – обеспокоенно спросил Нильссен. – Ты видел, как он его сжег? Что это у тебя такое в руках?

– Ответ Притчарда, – отвечал Альберт, демонстрируя сложенный листок.

– Я сказал, ответ не нужен! Я же сказал!

– Ага, – кивнул Альберт, – так я и передал, но он все равно черкнул пару строк.

Нильссен буравил глазами документ в руках у Альберта:

– Но, по крайней мере, мое-то письмо он сжег?

– Да, – подтвердил Альберт и замялся.

– Что? Что такое?

– Ну, – признался Альберт, – когда я ему сказал, что записку надо сжечь, он прям расхохотался.

– И что же его так рассмешило? – сощурился Нильссен.

– Не знаю, – отозвался Альберт. – Но я подумал, надо сказать вам. Может, оно и не важно.

Под глазом Нильссена задергалась мышца.

– Он рассмеялся, пока читал письмо? Пока читал мои слова?

– Нет, – покачал головой Альберт. – До того, раньше. Когда я сказал, это надо сжечь.

– Его, значит, это позабавило?

– Ага, то, что вы велели сжечь записку, – покивал Альберт, вертя в руках письмо.

Ему отчаянно хотелось спросить хозяина, из-за чего весь сыр-бор-то, но он не знал, как бы этак изловчиться задать вопрос, чтобы не навлечь нагоняй. Вслух он произнес:

– Вы ответ-то читать будете?

Нильссен протянул руку.

– Давай, – приказал он. – Ты сам его не читал, я надеюсь?

– Не читал, – с уязвленным видом заверил Альберт. – Оно ж запечатано.

– Ах, ну да, ну да. – Нильссен забрал письмо из рук посыльного, перевернул и сломал печать. – Чего ждешь? – спросил он, еще не раскрыв письма. – Ты можешь идти.

– Домой? – с великим сожалением в голосе протянул Альберт.

– Да, домой, бестолочь. Ключ оставь на столе.

Но мальчишка не стронулся с места.

– По пути назад, как я шел мимо «Принца Уэльского», видел: нынче новую пьесу дают, да заграничную! Мистер Мэннеринг раздавал билеты забесплатно, потому что премьера ж! Так я и вам один взял. – Альберт выпалил все это на одном дыхании и, скорчив рожу, отвернулся.

– И что? – осведомился Нильссен. Притчардова письма он так и не развернул.

– «Дух Востока»! – гнул свое мальчишка. – Билет на галерку – первый ряд, в центре. Лучшее, что было. Я специально попросил.

– Ты билет себе оставь, – предложил Нильссен. – Сам сходи. Мне в театр не хочется. Ну, давай беги.

Мальчишка пошаркал ногою об пол.

– Да я себе тоже взял, – признался он. – Подумал – нынче ж суббота, а скачки перенесли…

Нильссен покачал головой:

– Мне сегодня не до театров.

– Ой, – пискнул Альберт. – А почему?