И вот оно — долгожданное предложение, и тут же проблема. От первого предложения надо отказаться, но так, чтобы этот отказ прозвучал как безусловное согласие! Не попасть бы в глупое положение, как в том анекдоте про «продвинутых» леди и джентльменов. Мудрецу задали вопрос: почему выдающиеся умом джентльмены не женятся на столько же продвинутых красавицах леди? Ответ был следующий: леди на первое предложение всегда отвечают отказом, а джентльмены второй раз предложений не делают, так воспитаны.
Б. Ельцин с нетерпением ждал второго предложения, провел бессонную ночь, размышляя о предстоящей жизни в Москве. Кроме страстного желания «покорить» Москву, были также тревоги и сомнения. Возраст уже — 54 года, снова все начинать сначала: «В столице предстояло заново самоутверждаться, в Свердловске же авторитет и влияние Ельцина были безграничны» — отмечал в своих мемуарах верный оруженосец президента генерал Коржаков.
Однако, когда на второй день позвонил секретарь ЦККПСС, член Политбюро Е. К. Лигачев с тем же предложением, Ельцин понял — надо соглашаться, поскольку третьего звонка может и не последовать. Для виду немного поломавшись, он дал свое согласие. Вот как сумел «уговорить» Е. Лигачев этого уральского упрямца: «… зная о предварительном разговоре с Долгих, он повел себя более напористо. Тем не менее я все время отказывался, говорил, что мне необходимо быть здесь, что область уникальная, огромная, почти пять миллионов жителей, много проблем, которые еще не решил, — нет, я не могу. Ну, и тогда Лигачев использовал беспроигрышный аргумент, повел речь о партийной дисциплине, о том, что Политбюро решило, и я, как коммунист, обязан подчиниться и ехать в Москву. Мне ничего не оставалось, как сказать: «Ну, что ж, тогда еду», — и 12 апреля я приступил к работе в Москве»
[112]
.
Некоторые авторы, пишущие о первом Президенте России, утверждают, что Е. Лигачев «уламывал» Б. Ельцина не по телефону, а непосредственно в личной с ним беседе, для чего он якобы по указанию М. С. Горбачева специально прилетал в Свердловск. Так, Л. Млечин утверждает, что после «проработки» кандидатуры Б. Ельцина, которого сам М. С. Горбачев предложил на освободившуюся должность заведующего отделом строительства ЦК КПСС, он поинтересовался мнением Николая Рыжкова — секретаря ЦК КПСС по экономике. Мнение Рыжкова для Горбачева было весьма существенным, поскольку он ему всецело доверял. К тому же, Н. Рыжков очень хорошо знал Б. Ельцина, поскольку длительное время проработал директором Уральского машиностроительного завода (Уралмаша), и отозвался о нем весьма недоброжелательно.
— Намыкаетесь вы с ним. Я его знаю и не стал бы рекомендовать.
Тогда Горбачев поручил Егору Лигачеву, ведавшему кадрами, еще раз взвесить все за и против. Лигачев поехал в Свердловск и через несколько дней позвонил Горбачеву:
— Я здесь пообщался, поговорил с людьми. Сложилось мнение, что Ельцин — тот человек, который нам нужен. Все есть — знания, характер. Масштабный работник, сумеет повести дело.
— Уверен, Егор Кузьмич? — строго переспросил Горбачев.
— Да, без колебаний»
[113]
.
Впоследствии Е. К. Лигачев постарается «забыть» этот эпизод, свидетельствующий о том, что именно он так настойчиво добивался перевода Б. Ельцина в Москву, а значит несет моральную ответственность за эту кадровую ошибку Политбюро. А вот о том, что он в свое время действительно ездил в Свердловск «присматриваться» к Б. Ельцину по поручению Ю. В. Андропова, который в то время был Генеральным секретарем ЦК КПСС, он вспоминает охотно. Дело в том, что это поручение Генерального он получил сразу же после своего назначения на должность секретаря ЦК по кадровым вопросам, не имея еще того опыта с кадрами, который он приобрел за полтора года, прошедшие с тех пор, как он встречался с Б. Ельциным до его назначения в апреле 1985 года.
В своих воспоминаниях Е. К. Лигачев весьма подробно описывает последнюю встречу с Ю. В. Андроповым перед своим назначением. Мы приведем несколько фрагментов из его воспоминаний, которые, с одной стороны, показывают личные отношения второго человека в партийной элите после М. С. Горбачева к бывшему Генеральному секретарю, а с другой, стиль работы Андропова с кадрами незадолго до своей кончины.
«Приближался декабрьский (1983 года. — А. К.) Пленум ЦК КПСС, и Михаил Сергеевич однажды сказал мне:
— Егор, я настаиваю, чтобы тебя избрали секретарем ЦК. Скоро Пленум, я над этим вопросом усиленно работаю.
За минувшие полгода мы с Горбачевым еще больше сблизились, проверили друг друга в деле. Наступил такой этап наших взаимоотношений, когда мы начали понимать друг друга с полуслова, разговор всегда шел прямой, откровенный.
Поэтому я не удивился, когда через несколько дней мне позвонил П. П. Лаптев, помощник Андропова:
— Егор Кузьмич, вам надо побывать у Юрия Владимировича. Он приглашает вас сегодня в шесть часов вечера.
Андропов уже был тяжело болен и заседаний Политбюро не проводил. Он лежал в больнице и я слабо представлял себе, как и где может состояться наша встреча, о чем я прямиком и сказал помощнику.
— За вами придет машина, и вас отвезут, — ответили мне.
Машина, которая везла меня к Андропову, свернула на Рублевское шоссе (а затем. — А. К.) в Кунцевскую больницу.
Поднялись на второй этаж, разделись. И мне указали, как пройти в палату Юрия Владимировича. Палата выглядела очень скромно: кровать, рядом с ней несколько каких-то медицинских приборов, капельница на кронштейне. Ау стены — маленький столик.
В первый момент я не понял, что это Андропов. Я был потрясен его видом и даже подумал, что может быть это вовсе не Юрий Владимирович, а какой-то еще товарищ, который должен проводить меня к Андропову?
Но нет, это был Андропов, черты лица которого до неузнаваемости изменила болезнь. Негромким, незнакомым голосом — говорят, голос у взрослого человека не меняется на протяжении всей жизни, — он пригласил:
— Егор Кузьмич, проходи, садись.
Я присел на приготовленный для меня стул, но несколько минут просто не мог прийти в себя, пораженный тем, как резко изменилась внешность Андропова. Поистине, на его лицо уже легла печать близкой кончины. Юрий Владимирович, видимо, почувствовал мое замешательство, но, надеюсь, объяснил его другими причинами — скажем, просто волнением. И, удивительное дело, стал меня успокаивать:
— Расскажи-ка спокойно о своей работе, какие у тебя сейчас проблемы?
Я знал, что предстоит встреча с человеком больным, которому вредно переутомляться, а потому заранее приготовился к ответу, который занял бы не более десяти минут. Но Андропов прервал минут через семь.
— Ну ясно, хватит… Я тебя пригласил для того, чтобы сообщить, что Политбюро будет выносить на предстоящий Пленум вопрос об избрании тебя секретарем ЦК. — И, снова перейдя на «вы», как бы полуофициально добавил: — Вы для нас оказались находкой…