Заговор Горбачева и Ельцина. Кто стоял за хозяевами Кремля? - читать онлайн книгу. Автор: Александр Костин cтр.№ 26

Все-таки дошли до деревни часа в три ночи. Вся деревня, как назло, в дымину пьяная! В какой дом ни постучишь — все в стельку. Мы спрашиваем, где тут телефон, где можно трактор найти? Никто ничего ответить не может. Они уже вовсю празднуют.

Наконец, нашли трактор. Посадили тракториста, тоже пьяного, с собой в кабину. Время уже к шести. Меня дрожь берет. Покажи, где телефон, кричу трактористу, где телефон!.. Ничего понять не может. Все-таки нашли сельсовет, открыли дверь, дозвонились до начальника областной милиции. Я говорю: операцию надо провести быстро, точно, как вы умеете. Первое: срочно высылайте вертолет на ближайшую трассу. На место, куда мы доедем на тракторе, вышлите трезвого водителя, чтобы трактор отправить обратно в деревню. Продумайте маршрут по городу, чтобы я успел быстро доехать до дома. (В городе уже перекрывают движение, строятся колонны. А жил я от площади буквально в трех минутах ходьбы.) Исполняйте! Я должен быть на трибуне в половине десятого, максимум без двадцати…

В девять мы добрались без приключений на тракторе до дороги, вертолет уже кружит. Летчик видит нас, садится. Я впрыгиваю в вертолет, взмываем. В полдесятого вертолет садится на площадку аэропорта, к самому трапу подъехали машины, «скорая» и ГАИ. Прекрасно сработали гаишники — по городу промчались за какие-то минуты. Милиция на несколько секунд останавливала колонны, «разрезала» их, мы проскакивали, и колонны продолжали движение. Прямо со свистом доехали до моего дома, уже без пятнадцати десять. В этот момент я должен подниматься на трибуну. Дома все были предупреждены, и когда я открыл дверь, семья кинулась мне навстречу, кто с костюмом, кто с рубашкой, кто с галстуком. Все меня переодевали, а я в это время брился. С боем часов, в десять ноль-ноль я торжественно поднялся на трибуну. Успел!

Почему-то обязательно нужно успеть на трибуну, не опозориться. Страшная тревога. При малейшем ощущении своей беспомощности, скованности охватывает меня эта знакомая тревога» [104] .

После этого злоключения и сам Борис Ельцин, и вся его семья жили в Свердловске одной мыслью: в Москву! в столицу! Сбудется и эта мечта Б. Ельцина и его семьи, дайте только срок!

Б. Ельцин был поистине публичным человеком, в самом, что ни на есть прямом смысле этого слова. «Может быть, сам того не подозревая, он все время боролся с собственным комплексом неполноценности, намертво вбитым в него отцовским ремнем. Потому-то все свои подвиги Борис Николаевич неизменно совершает на публике. Подобно мифическому Антею, черпавшему свои силы из земли, Ельцин заряжался энергией от зрителей. Без них он просто недвижим…

Годы ельцинского правления в Свердловске ознаменовались проведением множества шумных кампаний. Он едва ли не первым в стране начал возводить МЖК — молодежно-жилищные комплексы, строящиеся силами самих же потенциальных новоселов; изобрел великий почин «коллективной ответственности», когда за прогул или любую другую серьезную провинность одного премий и наград лишали весь коллектив» [105] .

При этом он утверждал и искренне верил в это сам, что он пользовался уважением и безграничной любовью окружающих его сотрудников и широких народных масс. Приведем один эпизод из его бурной, насыщенной делами жизни, о котором рассказал в своих мемуарах его верный оруженосец А. Коржаков:

«Очень показательной была его поездка в Чехословакию во главе свердловской делегации. В Праге у них возникло свободное время, и они зашли в оружейный магазин. От ружей, которые он увидел, Борис Николаевич ошалел: таких в Союзе отродясь не бывало. Но особенно ему запал в душу карабин «Зброевка». Уж он и прикладывался к нему, и прицеливался, только денег — все одно — не было. Даже руководителю делегации в загранкомандировки давали гроши. Ельцин грустный ушел.

А перед самым отлетом ему вдруг преподносят эту самую «Зброевку». Оказалось, что Федор Михайлович Мирщаков — секретарь обкома (он потом будет у нас работать управделами в Кремле) — обобрал всю делегацию, чтобы потрафить первому секретарю. Вытряс всю валюту до копейки.

Так Ельцин искренне посчитал, что это — знак любви подчиненных. Когда он пересказывал мне эту историю, специально подчеркивал: Видите, как люди меня любили. Уж так любили, что ни детям, ни внукам — подарков, ни больной матери — лекарство: последний кусок дорогому Борису Николаевичу» [106] .

Однако все более стали заметны симптомы внутренней усталости. Девять лет, хотя и разнообразной и напряженной работы, срок достаточно большой, чтобы начать тяготиться ею. Чтобы испытать новый прилив сил и энергии Б. Ельцину требовалось сменить обстановку, начать виток новой работы на более высокой орбите. Он все чаще подумывает о Москве, сожалеет, что порвал со своим верным учителем — Я. Рябовым, о котором забыл сразу же, едва только тот переехал в Москву. Причина такой забывчивости крылась в том, что Рябов, хотя и собутыльничал с ним, но все-таки сдерживал его от чрезмерного увлечения алкоголем.

«Все чаще Борис Николаевич прикладывается к бутылке. Для него было в порядке вещей за обедом и ужином выпивать по стакану водки: причем не залпом, а прихлебывая, как компот. Те, кто играл с ним в волейбол, перед матчем в. обязательном порядке должны были употребить по 150 граммов. За компанию с застрельщиком, ясное дело.

В минуты особого душевного расположения, то есть где-то после четвертой рюмки, Ельцин частенько демонстрировал подчиненным свой коронный номер — двустволку: широко распахивал рот и вливал в себя водку сразу из двух бутылок.

Стрельба из двустволки кончилась печально. В 1982 году у Ельцина случился первый сердечный приступ и эти показательные выступления пришлось сворачивать» [107] .

К концу своей работы в Свердловске Б. Ельцин окончательно сформировался в качестве алкоголика.

«Длительное употребление чрезмерного количества алкоголя повреждает многие органы, в первую очередь печень, головной мозг и сердце. От воздействия спиртных напитков у больного может возникнуть патологический ритм сердечных сокращений (аритмия) и острая сердечная недостаточность» [108] .

Наина Иосифовна, как могла, боролась с прогрессирующим пьянством супруга, но что она могла сделать с этим самовлюбленным человеком, для которого окружающие его люди воспринимались, как малые планеты, вынужденные вращаться вокруг Бога-Солнца. Подобно сонму подчиненных, она тоже была лишь пылинкой, малой планетой в орбите Ельцина.

Она прекрасно понимала, что если существующее служебное положение мужа — это вершина его карьеры и если они навсегда останутся в Свердловске, то Борис Николаевич очень плохо кончит. Поэтому она тоже мечтала о Москве, где училась ее младшая дочь Татьяна и где она стала работать по окончании факультета вычислительной математики и кибернетики Московского государственного университета. Мало того, Татьяна уже дважды успела выйти замуж и родить внука для счастливых бабушки и дедушки, которого в честь деда назвали Борисом.