Окружающие громко рассмеялись. Все смешалось, потерялся ритм. Музыка смолкла.
Лили еще больше очаровывала Мао Цзэдуна, она-то не растерялась. Взглянув в глаза Мао Цзэдуну, она шаловливо сказала:
– Вот, смотрите, как вы все разрушили на нашей танцплощадке. И как же быстро вы в этом преуспели. А для того чтобы снова все привести в порядок, придется потрудиться. Это не так-то легко сделать.
Лили инстинктивно ухватила самую суть натуры Мао Цзэдуна – его одержимость идеей разрушения существующего порядка вещей.
– Ага, проказница, да у тебя философский склад ума, – со своим хунаньским акцентом Мао Цзэдун спросил: – А скажи-ка мне, как тебя кличут?
– У Лили.
– Это хорошо. Ну, наша Лили, завтра вечером ты опять будешь учить меня танцевать. – Мао Цзэдун произнес эти слова, легонько пожал нежную ручку городской барышни, повернулся и удалился.
У Лили была поражена. Она не могла сразу осознать, что случилось. Она вдруг нежданно-негаданно стала первой учительницей танцев самого Мао Цзэдуна. У нее получилась с ним остроумная словесная пикировка. Она вдруг ощутила, что привлекательна для него. А ведь он был для нее солнцем, на свет которого она и приехала в Яньань.
С этого вечера Мао Цзэдун стал постоянно бывать на танцах. Лили вела его в танце. Он научился нескольким танцевальным па. Мао Цзэдун не только танцевал с Лили, но и приглашал ее посидеть с ним. Нужно иметь в виду, что Мао Цзэдун везде, в том числе и на танцевальных вечерах, появлялся в сопровождении своих телохранителей. Он научился их в определенных обстоятельствах не замечать, и в то же время он свободно распоряжался ими, отдавая приказания сделать то или это. Вот и тут он велел найти местечко, где он мог бы посидеть с Лили, а также принести легкое угощение: финики и свой любимый перец. Оказалось, У Лили, эта прелестница из Шанхая, вовсе не любила перец. Зато она могла выпить с кавалером. В общем, они поладили.
Это ощущение было для Мао Цзэдуна внове; он никогда, особенно в последние месяцы, не чувствовал себя так свободно и раскованно с Хэ Цзычжэнь. Быть может потому, что они с Лили все-таки не были равными товарищами по партии? Хэ Цзычжэнь всегда считала – и это было не наигранным, а реальным, – что главное в ее жизни – участие в политической и вооруженной борьбе. Она была боевой подругой Мао Цзэдуна. У Лили не претендовала на такую роль. Ее вполне устраивала роль женщины рядом с Мао Цзэдуном, чувство женской власти и в то же время обожание своего кавалера, преклонение перед его достоинствами.
Было и нечто сходное в первых моментах встреч Мао Цзэдуна с Хэ Цзычжэнь и с У Лили. Обе были молоды и очаровательны. Обе произвели впечатление на Мао Цзэдуна. У обеих был хорошо подвешен язык. Обе тянулись к Мао Цзэдуну, а он был рад тому вниманию, с которым они к нему относились. И обе, увы, оказались нужны ему только на время.
У Хэ Цзычжэнь были глубокий грудной тембр голоса, огромные глаза. Они как магические кристаллы действовали на человека. На сердце у Мао Цзэдуна тогда, при первых встречах с ней, становилось сладко-сладко.
Хэ Цзычжэнь и по своему воспитанию была из тех женщин, которые привлекали Мао Цзэдуна. Она родилась в семье просвещенного джентри. Ее мать была начитанной женщиной. В этом Хэ Цзычжэнь чем-то напоминала и Ян Кайхой. В иных обстоятельствах и Хэ Цзычжэнь, и Ян Кайхой могли бы стать женами в домах, созданных для классического маленького семейного счастья. Может быть, Мао Цзэдуна, даже неосознанно, привлекало в них обеих именно это. Ведь когда речь шла о взаимоотношениях мужчины и женщины, о чувствах супругов в часы их личного счастья, существовала гармония. Мао Цзэдун был грубоват, а эти женщины достаточно тонки, мягки и нежны, чтобы ему с ними, а им с ним было хорошо.
Однако и Ян Кайхой, и Хэ Цзычжэнь, в отличие от У Лили, субъективно стремились в политическую жизнь. А здесь их вес и вес Мао Цзэдуна был несравним. Из-за этого возникали разлад, трещины, ссоры, недопонимание. Хэ Цзычжэнь не желала быть той, как говорят в Китае, бирюзовой яшмой, той драгоценностью, которая создает свою маленькую семью, свой дом. У нее был поистине мужской характер. Она не могла полностью подчиниться воле мужчины, мужа. Хэ Цзычжэнь обожала оружие, свой маузер, любила стрельбу, борьбу, сражения. Будучи, в сущности, добрым человеком, она в то же время быстро взрывалась, раздражалась, отличалась вспыльчивостью.
Мао Цзэдун и Хэ Цзычжэнь ладили лишь тогда, когда им обоим приходилось несладко. Они могли вместе переносить трудности, но они не умели делить радости. Здесь особенно виноват был Мао Цзэдун – для него радость существовала только в те минуты, когда она принадлежала ему одному, и притом безраздельно.
Как только они прибыли в Яньань, едва их жизнь изменилась и бытовые условия стали получше, как только исчезла ежечасно или ежедневно постоянно сближавшая их опасность, так вдруг оказалось, что Мао Цзэдун и Хэ Цзычжэнь абсолютно несовместимы. Несколько раз их ссоры были просто дикими. Хэ Цзычжэнь даже хваталась за свой маузер. Она была способна пустить его в ход, чтобы разом решить все вопросы. Хэ Цзычжэнь потеряла душевное равновесие.
Конечно, в первые годы Мао Цзэдун тянулся к Хэ Цзычжэнь. Да и потом, до самых последних месяцев их совместной жизни, влечение к ней у него было. Не случайно Хэ Цзычжэнь забеременела во второй половине все того же 1937 года.
В то же время думается, что такие порывы страсти, полового влечения, сочетались у Мао Цзэдуна с холодным взглядом на своих подруг. Он вообще полагал, что существует природа человека, а лучше сказать, его собственная природа, и жить следует, полагаясь на ее импульсы. Тут он себя никогда не сдерживал. Естественная половая жизнь тогда, когда этого хочется, и с тем, с кем хочется, представлялась ему и одним из условий телесного здоровья, и залогом плодотворной творческой работы, его мыслительной деятельности. Мао Цзэдун был начисто лишен способности надолго привязываться к одной женщине, он не считал нужным считаться с чувствами прежней пассии тогда, когда у него возникало очередное желание.
В 1937 г. взрывы, ссоры в семейной жизни осточертели Мао Цзэдуну. К тому же возникла некая новая ситуация: ему после скандалов с Хэ Цзычжэнь показалось, что успокоение может принести «тихая заводь». И Лили давала ему такое успокоение, отдохновение от семейных дрязг. С ней все домашние скандалы оставались где-то там, далеко. Неуклюже двигаясь в танце, Мао Цзэдун успокаивался, а свои горькие мысли и усталость души он топил в злой высокоградусной китайской водке. Лили становилась не только учительницей танцев…
Главным же чувством Лили к Мао Цзэдуну было преклонение перед величием этого человека – центра новой жизни в будущем Китае. Так думала молодая шанхайская женщина. Мао Цзэдуна же ее поклонение просто опьяняло. Преклонение как основа общения возможно только между любящими людьми, теми, кто испытывает чувство первой влюбленности. Между Лили и Мао Цзэдуном возникли чувства взаимного притяжения. Они имели под собой устраивающую обе стороны основу – преклонение одного из партнеров перед другим. Если бы все это получило дальнейшее развитие, то вполне возможно, что Лили могла бы стать хозяйкой пещеры Мао Цзэдуна в Яньани, заменив там Хэ Цзычжэнь. Такая перспектива на некоторое время замаячила.