Мао Цзэдун сразу же поставил два наших народа и два наших государства, две наши страны, две наши нации в совершенно равное положение. Он назвал их равновеликими, с одной стороны, и великими по своему положению в сообществе мировых наций. Так Мао Цзэдун подчеркнул, что он считает себя представителем великой державы, которая допускает только отношения, основанные на полном равноправии.
Мао Цзэдун, переходя к характеристике политики советской стороны, прежде всего подчеркнул, что ему хотелось бы, чтобы эта политика отличалась от политики того, что он назвал «империалистической Россией» или «имперской Россией», а по сути дела, «Российской империей». Таким образом, он осудил политику по отношению к Китаю со стороны России на протяжении всей истории, предшествовавшей Октябрю 1917 года. Мао Цзэдун провел четкую грань между своим отношением к политике России до появления во главе страны Ленина и Сталина и тем, что ему хотелось бы видеть в качестве политики нашей страны уже при Ленине, Сталине. Таким образом, Мао Цзэдун отметал какие бы то ни было положительные стороны в истории отношений двух наций до Октября 1917 года, полностью отрицал наличие положительных сторон в политике России по отношению к Китаю до Октября 1917 года. Мао Цзэдун поймал или считал, что он поймал, советских руководителей на их же собственной идеологии, из которой следовало отрицание всего положительного в политике царской России на протяжении всей истории России в ее взаимоотношениях с Китаем до Октября 1917 года.
Мао Цзэдун впервые прибыл в Россию, в Москву, впервые обратился с речью к нашему народу и к руководителям ВКП(б) и СССР в их собственной столице и при этом позволил себе дать оценку нашей истории, делить ее на периоды, осуждать все и вся в нашей истории, имея в виду наше отношение к Китаю и наши взаимоотношения с Китаем. При этом он не делил историю Китая и отношение в Китае к России на периоды, не отделял свое государство, то есть КНР, от предшествующих китайских государств, когда речь шла об отношениях с нашей страной, и не осуждал ничего в политике предшествовавших китайских государств в отношении России (в том числе и СССР), не выделял положительные и отрицательные стороны в этой политике; Мао Цзэдун подчеркивал, что нам придется иметь дело с Китаем, с Новым Китаем, то есть с потенциально, да и уже, могучей великой мировой державой, и в то же время с Китаем тысячелетий. Мао Цзэдун выступал от имени, как он полагал, всей китайской нации, представляя ее во всей ее истории, а не отмежевываясь от всего или от негативного в истории китайской нации и в ее отношениях с Россией, с нашей страной. Так в речи Мао Цзэдуна сразу же обозначился главный мотив его политики: утверждение, что он всегда и во всем прав, а мы, Россия, всегда и во всем должны перед ним оправдываться, мы виноваты во всем прошлом, до Октября 1917 года во всяком случае, причем мы еще должны доказать, что на деле признаем нашу вину и готовы делом доказать свое желание повиниться перед ним и его нацией.
Мао Цзэдун объединил имена Ленина и Сталина, вводя далее в своей речи тезис о том, что именно они осуществляли политику, включавшую в себя аннулирование договоров, которые были неравноправными в отношении Китая. Таким образом, Мао Цзэдун внешне как бы похвалил, снисходительно и сверху, Ленина – Сталина за эти действия, исправлявшие несправедливость в отношении Китая, но в то же время за этой формулировкой скрывался намек на то, что Сталин несет в равной степени с Лениным ответственность за выполнение обещания, которое, с точки зрения и Мао Цзэдуна, было дано в свое время, а именно за обещание вернуть Китаю отторгнутые у него Россией территории. Во всяком случае, на первом этапе отношений между КНР и СССР. Мао Цзэдун тем самым намекал на необходимость полностью покончить со всеми теми условиями и со всем тем, что он относил к сфере несправедливостей, несправедливых договоров России с Китаем. Сюда включались и договоры, заключенные до Октября 1917 года, и все остальные договоры, подписанные в дальнейшем, включая договор 1945 года, заключенный при Сталине и Чан Кайши. А это означало, в частности, что Мао Цзэдун снова поднимал вопрос о статусе Монголии. Более того, таким образом сразу же выбивалась основа из-под существовавшей тогда государственной границы между Россией (СССР) и Китаем (Китайской Народной Республикой), то есть Мао Цзэдун открывал возможность при подходящих, с его точки зрения, условиях как пересмотра существующей границы, так и выдвижения территориальных требований к нашей стране.
Наконец, Мао Цзэдун отмечал, что на протяжении почти тридцати лет советский народ и советское правительство неоднократно оказывали помощь делу освобождения народа Китая. Это была формулировка, имевшая не одно потайное дно. Ее можно было понять и как констатацию того, что наша страна и ее руководители оказывали помощь китайской нации, включая и помощь Гоминьдану в ходе гражданской войны за объединение страны, и помощь в Войне сопротивления Японии. Эту формулировку можно было понимать и как намек на то, что Мао Цзэдун хотел бы разграничивать действия советской стороны, выделяя в них то, что он соглашался называть помощью делу освобождения, то есть помощью только Компартии Китая, если говорить о ее взаимоотношениях с Гоминьданом, о ее борьбе против Гоминьдана.
Мао Цзэдун обещал никогда не забывать о братской, как он назвал ее, помощи со стороны нашего народа и нашего государства в трудные для народа Китая времена. Эта формула также была расплывчатой и допускала разные толкования; во всяком случае, здесь очевидно намеренно отдельно говорилось о государстве и народе нашей страны.
Считаясь с позицией Сталина, а главное, с международной обстановкой, с реально существовавшей угрозой для КПК – КНР, Мао Цзэдун выражал согласие в принципе помогать Сталину в укреплении его лагеря, в борьбе против его противников на мировой арене, которых он называл людьми, провоцирующими войну. Мао Цзэдун выражал также на словах готовность укреплять союзные отношения с нашим государством. С одной стороны, это явно была своего рода вынужденная уступка Сталину; однако, с другой стороны, это было признание Мао Цзэдуном в то время необходимости союза с нашей страной.
Мао Цзэдун выступал за развитие дружбы между двумя народами, что в его понимании означало, что он намерен настаивать на оказании с нашей стороны неэквивалентной помощи в восстановлении и развитии экономики и усилении армии его государства. Иначе говоря, Мао Цзэдун за моральную поддержку требовал конкретных экономических вложений.
Весьма характерно, что Мао Цзэдун ни словом не упомянул ни о вкладе нашей страны в победу над фашистской Германией и милитаристской Японией, ни о том, что эта победа была завоевана ценой десятков миллионов жизней наших людей. Мао Цзэдун не упомянул о том, что наша страна понесла самый большой ущерб во время Второй мировой войны среди держав-победительниц. Таким образом, Мао Цзэдун отводил тезис о необходимости считаться с трудностями экономического положения в СССР в момент, когда КНР выдвигала свои запросы относительно экономической помощи с нашей стороны. Мало того, такая позиция Мао Цзэдуна и в нравственном плане ущемляла чувства нашего народа.
Мао Цзэдун в этой речи позволил себе лишь два раза упомянуть имя Сталина, не отметив даже, что приехал в нашу страну по его приглашению и на его юбилей. Более того, упоминания имени Сталина были сделаны Мао Цзэдуном в контексте завуалированных претензий к политике Сталина, требований к нему идти навстречу желаниям китайской стороны во время предстоявших тогда переговоров. Мао Цзэдун даже именовал Сталина не «генералиссимусом Сталиным», а только «маршалом Сталиным», как бы понижая его в звании и авторитете на целую ступень и не признавая то воинское звание, которое было присвоено Сталину в СССР в результате победы над германским фашизмом в Великой Отечественной войне и во Второй мировой войне.