Катынь. Ложь, ставшая историей - читать онлайн книгу. Автор: Елена Прудникова, Иван Чигирин cтр.№ 59

Но попробуйте объяснить это полякам!

Нам демократия дала

свободу матерного слова.

Да и не надобно другого,

чтобы воспеть её дела.

Евгений Лукин

Воевать поляки не умеют. Но бунтовать!

Гуго Коллонтай, польский писатель

Различия в языке, религии, образе жизни — это один из факторов отторжения бывших земель Литвы от захватившей их Польши. Вторым основным фактором отторжения стал национальный характер польской шляхты и порождённые им государственные порядки, к которым ни один здоровый на голову человек не захочет быть причастным. Поддерживать теоретически — о да, сколько угодно! Лучше всего у врагов!! Но только не заводить такое в собственном доме!!!

У нас принято считать, что признаками польского шляхтича являются спесь, гонор, своеволие, пристрастие к силе, а также искреннее детское непонимание: как можно не любить его, такого умного и красивого? Впрочем, эти качества присущи любому боярину, барону, шевалье или кабальеро, чьи предки веками подвизались на военной службе. Однако служение сильному сюзерену заставляет даже самого безбашенного воина смирять свои инстинкты — иначе сюзерен удилами рот разорвёт, а то и вовсе голову снимет. Европейские короли бывали разными, но в целом управлялись со своими государствами довольно пристойно, русских царей и вовсе ославили деспотами — стало быть, порядок в державе они поддерживать умели. А польские?

Поляки настоящего сюзерена не имели как минимум с 1572 года. Зато у них была «золотая вольность». В Польше процветало то, о чём мечтало русское боярство при Иване Грозном и советские партбоссы при Сталине: «демократия аристократии», подчинение правителя верхушке общества, как бы они все ни назывались — боярская дума, сейм или Центральный Комитет, царь, король или генсек. Строй, который, по мнению историков и обществоведов, является самым справедливым и который непременно надо было установить в России — этот строй реализовался в Речи Посполитой и сформировал национальный характер польской элиты (есть ещё народный характер — это немного другое).

После того как в 1572 году умер последний король из династии Ягеллонов, в Польше установился обычай избирать короля на сейме. То есть монарх в этом государстве являлся условным — каким бы он ни был наделен умом и характером, а всё равно приходилось кланяться шляхте, которая и являлась подлинным хозяином Речи Посполитой.

Этот государственный порядок описывает Александр Бушков в своей книге «Россия, которой не было».

«В отличие от других европейских самодержцев, польский король не мог „повелевать“. Поскольку самодержцем не был вовсе, а был не более чем своеобразной парадной фигурой, содержавшейся для чистоты декорации. Шляхта, начиная от магнатов и кончая однодворцами, имела одну-единственную серьёзную заботу — следить, чтобы очередной король, чрезмерно о себе возомнив, не вздумал „повелевать“. В случае, если венценосец делал такие попытки, его усмиряли быстро и надёжно — поскольку в стране не существовало механизма, способного обеспечить выполнение королевской воли.

Тогдашних польских королей нельзя даже сравнивать с нынешней английской королевой — английская королева имеет право, к примеру, одним росчерком пера распустить парламент. Польский король не мог и этого…»

Именно ради создания механизма выполнения царской воли Иван Грозный в середине того же мятежного века создал опричнину и усмирил-таки собственную шляхту. Смуты и нестроения в трёх восточноевропейских государствах всегда были тесно взаимосвязаны, и, вполне возможно, именно пример русского соседа заставил польскую верхушку откачнуться в самую разнузданную демократию — чтобы дела царя Иоанна не вдохновили на что-то подобное их собственного короля.

Естественным следствием демократии стало максимальное увеличение прав и привилегий дворянства (в переводе — шляхетских вольностей), доходивших порой до абсурда.

«…Можно ещё вспомнить, что всякий шляхтич в те годы имел право самостоятельно отправлять посольства к иностранным государям, что твой король (правда, хватало ума этой привилегией не пользоваться, понимали, что при иностранных дворах таких выходок, мягко говоря, не поняли бы)» [51] .

Ну, посольства — это сущая мелочь. А вот привилегии посущественнее: Польша являлась, наверное, единственным государством, где мятеж можно было устроить на законных основаниях — собрать конфедерацию (временный политический союз шляхты) и объявить «рокош» против короля (в переводе как раз мятеж), то есть открытое неподчинение королевской власти. Но это что — у них была ещё и такая вещь, как «либерум вето». Согласно польскому пониманию демократии, решение сейма считалось принятым только в том случае, если оно было единодушным, иначе нарушается основополагающий принцип политического равенства. Если даже один-единственный депутат считал, что какое-либо решение повредит интересам его воеводства (или его собственным, естественно), он мог это решение забаллотировать. «Либерум вето» активно применялось с 1652 по 1764 год, сорвав работу 48 из 55 сеймов, которые собирали в эти годы. С учётом того, что без согласия шляхты король не мог провести ни одного закона, принятие решений блокировалось намертво.

И сей пожар в борделе назывался государственным управлением!

Но, может быть, его хоть в какой-то мере уравновешивала сильная армия? Поляки — народ воинственный. Да, но насколько в этих войнах успешный?

И снова слово Александру Бушкову:

«Кстати, несколько слов о войске. Его в Жечи Посполитой тогда (в начале XVI века. — Авт.) практически не существовало, если не считать так называемого „квартового“. Оно было регулярным и содержалось на четвёртую часть доходов с королевских имений, „кварту“, но, во-первых, состояло лишь из пехоты, а во-вторых, не превышало четырёх тысяч. Магнаты вроде Вишневецких, Радзивиллов или Потоцких могли посадить на коней в три-четыре раза больше обученных головорезов… В случае особой опасности для государства собиралось „посполитое рушение“ — ополчение, состоявшее из шляхты…»

Впрочем, так была устроена не только армия Речи Посполитой. Ополчение собиралось везде. Однако существовала ма-а-аленькая разница: в том же Московском Царстве бояре и дворяне ходили под государём, а в Польше — над оным. Результат предсказуем.

«В 1454 г., во время войны с крестоносцами, „рушение“ заявило, что не сдвинется с места, не говоря уж о том, чтобы идти в бой, пока не получит добавочных привилегий. Король Казамир Ягеллончик был вынужден согласиться, и шляхетское ополчение нехотя тронулось-таки в поход, однако было вдребезги разбито крестоносцами под Хойницами. В 1537 г., в правление Сигизмунда Старого, история повторилась — „посполитое рушение“ собранное для того, чтобы идти в поход на Молдавию, вместо похода принялось осыпать короля упрёками касаемо его внутренней политики. И, не договорившись, попросту разбежалось по домам…» [52]