Русская рулетка. Заметки на полях новейшей истории - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Рудольфович Соловьев cтр.№ 92

– Значит, до конца не знаете.

– До конца, к сожалению, узнают только в прокуратуре, надеюсь.

– Нет, в прокуратуре ничего не знают. Они в этом понимают столько же, сколько и вы, и даже, боюсь, меньше.

– Но рано или поздно на каждого умного мафиози находится прокурор… Была бы политическая воля. И здесь меня интересует… Почему куча чиновников в том или ином виде принимает участие в этой игре в ГКО? А когда все рухнуло, государство сказало: дорогие граждане, теперь мы вам ничего не должны. Вот здесь у меня возникает много вопросов к государству.

А на чем же базировались тогда доходы людей, которые занимались бизнесом до дефолта 98-го года? С 95-го до 98-го года страна заняла на Западе примерно двадцать миллиардов долларов, и в ГКО сорок миллиардов долларов. На эти деньги погашались долги по пенсиям, была целая кампания, по заработной плате. Долги вновь возникали и погашались с помощью этих займов. Так вот, уровень жизни, который держался до 98-го года, был взят в долг. У самих же людей внутри страны через ГКО, на Западе и так далее Михаил Михайлович, вы сами в это верите.

Я просто знаю. Я это дело знаю.

– Вы верите в то, что шестьдесят миллиардов долларов были затрачены на выплаты пенсий и зарплат? Да бог с вами, далеко не все, конечно. Ага!

– То, что часть этих денег была разворована, вне ввсяких сомнений.

– Спасибо большое. Государство сначала показало, что а) деньги брать оно может, но разумно контролировать их расход не может…

– Безусловно.

– …б) что государство как управленец скорее всего, несостоятельно. Те граждане, которые имели глупость поверить вам как государственному чиновнику, за это и поплатились. Анатолий Борисович Чубайс сказал: "Я готов ответить и нести всю меру ответственности". Только я ни разу не услышал, в чем же эта мера ответственности?

– Вы знаете, я решаю вопрос проще. Были выборы в декабре 98-го года. И мне задавали те же самые вопросы, которые вы мне задаете. Именно на этих выборах люди решали: доверять или не доверять этому человеку. Я, между прочим, третий раз избираюсь в Думу, иду по округу, и уверяю вас, что это достаточно непросто…

– Получается, наш народ прощает все, что угодно?

– Нет, народ очень четко выбирает, видя человека, зная его предысторию.

– Значит, государство не умеет распоряжаться деньгами. Оно умеет грабить народ, говоря ему: ты глуп, потому что а) несешь деньги в банк, а банкам верить нельзя, б) потому что ты все равно за нас голосуешь, что бы мы с тобой ни сделали…

– У вас абсолютно неверная интерпретация. Во-первых, государство – это все мы, и вы в том числе.

– А это не общество?

– Общество в целом нанимает государственный аппарат, чтобы он как-то управлял или организовывал жизнь…

– Меня оно не наняло. Вас оно наняло. Поэтому государство – это не мы в целом.

За последние три-четыре года ситуация изменилась. В том числе и я пытался, в меру своих усилий, ситуацию в финансовой сфере поменять. Три-пять лет назад можно было бесконтрольно взять из госбюджета все, что угодно – отправить деньги через уполномоченные банки налево. Сейчас ситуация иная. За эти годы появились законы, которые ограничивают маневр чиновника. Чиновника Минфина, правительства, председателя правительства, президента, кстати говоря. Теперь сделать какое-то движение и не попасть с этим под Уголовный кодекс фактически невозможно.

Осталось несколько направлений, может быть, четыре-пять, о которых достаточно хорошо известно специалистам и которые будут закрыты в течение двух лет.

– Олигархов больше нет?

– Сейчас нельзя провести деньги через олигархический банк. Они проходят через казначейство, через Сбербанк и через Центральный банк. Во-вторых, у нас нет таких программ, как восстановление Чечни в 96-м году, куда ушел примерно миллиард долларов…

– А Чечню не будем восстанавливать?

– Надеюсь, не за счет бюджетных денег.

– Старые каналы почти перекрыли, но где гарантия, что не возникнут новые? То есть коррупция, о которой вы говорите, не изжита. Она просто видоизменяется.

– Два года работы в правительстве я посвятил именно тому, чтобы тихо, спокойно, законодательно, нормативно перекрыть те самые каналы.

– Однако самый страшный финансовый катаклизм пришелся именно на ваше правление в Министерстве финансов? Считаете ли вы, что дефолт, проведенный вами, соответствовал действующему на тот момент законодательству?

– Сто процентов. Это было проанализировано тогда, и все было сделано в соответствии с законодательством.

– И если бы ситуация повторилась, вы точно также легко распорядились бы сбережениями граждан?

– Во-первых, мы не распоряжались сбережениями граждан, здесь вы явно передергиваете. Сбережениями граждан мы тогда не распоряжались. Мы распоряжались долгом по ГКО. Для сведения, к тому моменту из крупных банков буквально два имели пакеты ГКО.

И потом оправдывали невыплаты людям виной государства, свалили все на государство. Так что не надо сбережения граждан напрямую привязывать к событиям семнадцатого августа.

– Это как же не «привязывать»? Насколько я помню, именно тогда банки перестали выплачивать вклады?

– Нет, для вашего сведения.

– Некоторые чуть раньше…

– Банк "СБС Агро" за месяц до дефолта…

– Стал задерживать выплаты.

– "Инкомбанк" за два месяца до того, «Менатеп» за две недели до дефолта. Для многих банков…

– Дефолт стал спасением…

– Это было для них спасение. Они перевели стрелки на Кириенко, Задорнова, Дубинина, благополучно этим воспользовались…

– Я остаюсь при мнении, что дефолт для России, Для самой структуры государственности был губителен. В следующий раз, когда такое… решеньице будете принимать, вы хоть свистните.

– Ой, да не я принимаю решеньице.

– А то так заколбасит, что прямо сил нет.

– Решения сейчас принимаю не я. Сейчас к другим персонажам ваши вопросы.

– Я постараюсь их спросить.

– И второе – у меня-то как раз твердые принципы. Я информацией с мелким, средним и крупным бизнесом не делюсь.

– Конечно, для этого есть олигархи.

– Да нет, зачем? Я же говорю и про крупный бизнес тоже.

– Спасибо за беседу, Михаил Михайлович.

‹7 июня 2000 г.›

– Владимир Александрович, я считаю вас не про. сто одним из самых молодых, но прежде всего одним из самых ярких политиков новой формации. Хотелось бы думать, что у нас уже есть или будет эта новая формация, поскольку отношение к Госдуме, депутатом которой вы являетесь, в народе более чем скептическое. Однажды вы назвали себя профессиональным политиком. Что это значит?