Русская рулетка. Заметки на полях новейшей истории - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Рудольфович Соловьев cтр.№ 90

– Меня не особенно попинаешь. Не из того материала я сделан. Иногда бывает обидно, когда какие-то суждения делаются без знания материала. Иногда очень удивительно: сейчас ведь много мемуаров вышло о событиях последних десятидвенадцати лет. И как участник этих событий, я не вижу в этих мемуарах почти ни грана правды.

И мне становится жутко. Не за этих авторов и не за эти мемуары, а жутко при мысли: неужели все мемуары, все истории были так написаны!? Что же мы тогда знаем о себе?!

– Ваша биография – это биография резкого взлета и в то же время очень болезненных падений. Почему президент Ельцин поручал вам самые сложные, скажем так, дела?

– Наверно, потому, что доверял.

– А чем вызвано это доверие? Вы ведь не были с Ельциным знакомы с детства, вы терской казак, он из Свердловска. В волейбол не играете, строителем не были…

– Строителем был, классный каменщик, не один дом построил. В Карелии есть первый кирпичный дом в Новозерском районе, на котором висит табличка, что я его строил. А с президентом мы познакомились в 90-м году. Когда Ельцин делал эту эпоху, нашу эпоху, он не мог опереться на старые кадры, он брал прежде всего профессионалов из новых людей. Так получился и мой взлет… Ну, дальше все по-ельцински…

– Как бы то ни было, но вряд ли кто-нибудь когда-нибудь скажет что-нибудь хорошее о развале СССР…

– Когда мы говорим о распаде Союза, то обвинять Шахрая – это то же самое, что обвинять врача, который пришел констатировать, что пациент болен. А потом этому врачу говорят: ты убийца. А он всего лишь выписал справку. Он наследников развел, чтоб они не били морду друг другу и не убивали друг друга. Я думаю, пройдет еще десять лет, и многие скажут спасибо за то, что события не пошли по югославскому пути.

– Сергей Михайлович, у вас какой-то опасный крен в похоронную область: КПСС хоронили, хоронили – и не дохоронили. Чеченскую проблему хоронили, хоронили – и не дохоронили. А самая, наверное, большая претензия к вам за Конституцию. Мы получили олигархическое и придворное, царедворское правление.

– Я считаю, что дело половины моей жизни – это Конституция. Я один из ее авторов. Если вы обратите внимание, после вступления Конституции в силу у нас прекратился мордобой вокруг белого, вокруг желтого домов. Все политические конфликты стали разрешаться юридическим путем. А к нападкам на Конституцию я отношусь спокойно, потому что…

– Они естественны?

– Да. На улице плохая погода, стреляют, жена ушла к соседу. Давайте поменяем Конституцию, все равно жить плохо.

– Но по этой Конституции у нас президент чуть ли не монарх. Только власть по наследству не передает хотя теперь вот взял и передал.

– Дело в учете наших традиций, понимании нашего общества, закономерностей, по которым оно развивается. Ведь никто не обратил внимания, что этот текст мы делали с Алексеевым Сергеем Сергеевичем, уважаемым юристом. Никто не обратил внимания, что в документе мы президента вывели из исполнительной власти. Он теперь не возглавляет правительство, не возглавляет исполнительную власть. Мы его превратили в британскую королеву, наделив большими полномочиями для разрешения разногласий.

– А вы кем были? Вернее, кем только не были. Например, сколько раз вы были заместителем председателя правительства?

– А вот это, как говорят в Одессе, две большие разницы. У нас, извините, как февраль, так Борис Николаевич реорганизовывал власть. Реорганизация означала снятие, потом опять назначение.

– А чего вы коммунистов-то не добили?

– А такой задачи не было. Во всяком случае, для меня. Мы оторвали КПСС от имени государственной власти. Власть, извините, это одно, партия – это другое. С другой стороны, моя задача была в том, чтобы не превратить суд над КПСС в Нюрнбергский процесс. Нельзя судить пятнадцать миллионов, нельзя судить свою страну целиком и свою историю.

– У нацистов была проблема, они не добрали до пятнадцати миллионов? Их осудить почему-то можно было. Или те злодеяния, которые были учинены КПСС.

– Нацистов судили победившие страны. Сами себя нацисты и сам себя немецкий народ не судил. С облегчением передав эту функцию международным структурам, победившим в войне. Нам же самим себя судить глупо.

– Пусть это подонки, но наши подонки? Пусть они уничтожили, ну, миллионов тридцать…

– Вот тех, кто уничтожал, персонально надо уничтожать и… юридическим путем. А куда вы денете двадцать два миллиона избирателей Зюганова?

– Я думаю, что двадцать два миллиона голосов У Зюганова не было бы, если бы был суд. Потому что случилось самое страшное. Проблемы идеологии мы перевели на проблемы отдельных палачей, тем самым человеконенавистническая идеология продолжает развиваться и теперь мимикрирует, крича, как Зюганов в последнее время, и обнимаясь со всеми попами на каждом углу.

– Он даже крестился недавно. И все…

– Что даже смешно для коммуниста.

– И все-таки давайте эти вещи разводить. Вот в этом была моя позиция. Коммунисты обратились в Конституционный суд, чтобы он признал незаконным указ Ельцина об отстранении партии от управления государством, о закрытии структур КПСС.

Конституционный суд подтвердил законность этого указа. Мы их от власти оторвали.

А дальше, извините, это уже не юридические вещи, это вещи наши. Как избирателей, как депутатов, как политиков. В России всегда все от противного: чем больше преследуешь кого-то, тем популярней он становится как гонимый.

– Однако вы их не оторвали от денег. У партии осталась собственность, которая была куплена на партийные взносы.

– Нет. Нет. Если собственность и деньги остались, то те, которые ушли за границу. То, что было внутри страны, включая здания, помещения, все это было передано государству.

– Вам принадлежит фраза, что есть только один честный чиновник, его фамилия Шахрай?

– Это было во время предвыборной кампании. Речь шла о чиновниках, которые отказались декларировать свои Доходы и собственность. Я им поставил тогда риторический вопрос. Получается, что единственный честный – Шахрай?

– Вы занимались национальной политикой, причем в самое непростое время. Как вы считаете, у России есть своя национальная политика? И те локальные войны, которые сейчас происходят на территории России, это конец эпохи воинствующих княжеств или только ее начало? И еще не одна национальная окраиа нам аукнется отсутствием разумной национальной политики?

Я в национальной политике вижу два принципа. Первый – не навреди. И второй – не допусти дискриминации по этническому принципу. Все остальное это экономическая политика государства, региональная, федеративная, но не национальная. И остается только методика предотвращения кризисов, когда этнические одежды используются для прикрытия борьбы за власть и собственность, что было в осетино-ингушском конфликте. Что, осетины с ингушами не могли жить рядом? Могли и жили. Потом тридцать шесть раз территорию меняли. Когда власть центральная ослабла, бросили осетин, бросили ингушей друг с другом воевать. За это время за их спиной водочные короли, осетины и ингуши, короли торговли оружием никаких национальных проблем не знали, они "интернационалисты".