Русская рулетка. Заметки на полях новейшей истории - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Рудольфович Соловьев

Страница

В начале осени 1990 года я встречался с президентом США Джорджем Бушем, тогда еще просто, а ныне старшим. Человек триста активистов Национального республиканского комитета, пришедших на ужин Президентского клуба, долго рассаживались десятками за большие круглые столы, украшенные табличками их имен.

Каждый стол был окружен штакетником политкорректных разнополых, разновозрастных и разноцветных официантов в белых куртках. Они должны были олицетворять равенство возможностей, и, кроме одежды, их объединял жуткий английский, который они коверкали всякий на свой лад. Потом нас невкусно кормили, не спрашивая о предпочтениях, а просто меняя блюда по некоей не слышимой нами команде.

А может быть, я уже все забыл и память услужливо заменяет такими воспоминаниями реалии того события. Ведь это мне все так представлялось. Должно быть, и еда была хороша, а я просто страшно волновался вплоть до атрофии вкусовых рецепторов.

Я точно помню, что очень ждал выступления президента, которое и последовало после десерта, но вот что он говорил? Остались какие-то обрывочные воспоминания об этом вечере и фотография, на которой Джордж, Барбара и я, что забавно, все настоящие, это я к тому, что меня часто спрашивали, не фанерные ли они, а я всем хохмил, они, мол, нет, а я так да. Говорил правду, я тогда был, ну, если и не фанерный, то точно деревянный. Буратино, руки-ноги не гнулись, во рту пересохло, улыбаюсь в объектив фотоаппарата так, что челюсти сводит, и мелькает рой дурацких мыслей: от "так если бы было надо, я бы его прямо тут голыми руками задавил" до "а ведь за такую фотографию и орден Красной Звезды могут дать".

Это я привожу мысли из советской части мозга, другая же гордилась мной и была счастлива, именно благодаря ее активной мыслительной деятельности я и оказался на этом ужине и вот стоял минут десять с президентской четой и говорил о судьбах России. Барбара Буш, очаровательная вся американская бабушка, смотрела на меня с нескрываемым удивлением, я был единственным неамериканцем среди участников вечера, не одетым в куртку официанта. А г-н президент вежливо завязал со мной разговор о советско-американских отношениях. Тогда мы были в моде, примерно как в какой-то период времени увлечение икебаной, а потом плетеной ратанговой мебелью, и обсуждение было на уровне великосветской беседы, краткой, улыбчивой и ничего не значащей.

Мне запомнилась моя фраза во многом потому, что перед тем, как произнести, я раз двадцать проговорил ее про себя, опасаясь совершить ошибку в построении или произношении, речь-то мы вели без переводчиков. Я сказал: "Нельзя давать деньги – разворуют, лучше выдавать кредиты оборудованием и технологией, а вот деньги в России отследить невозможно, и уже завтра на них вырастет новый дракон". Буша эта идея удивила, хотя я не думаю, что он ее запомнил, скорее, это было изумление тем, что я, 27-летний в ту пору нахал, даю какие-то советы, а не поддерживаю плавное течение беседы междометиями.

Чтобы не возникло ощущение моей бесконечной мании величия, уточню: никакой моей заслуги в нахождении в столь знатном обществе не было. Просто так распорядилась судьба. Мой друг, Джон Хатавей, был активным республиканцем и поддерживал президента всем, чем мог, от денег до сбора подписей, а я был рядом с ним, так как буквально за пару месяцев до этого приехал преподавать в университет штата Алабама в городе Хантсвилл, по приглашению, инициированному Джоном. И уже вместе с ним стоял на ступеньках алабамского Капитолия в столице штата городе Монтгомери, собирая подписи в поддержку солдат, участвующих в операции "Щит в пустыне", то есть речь идет о первой Иракской кампании.

Вы бы видели озадаченные лица американцев, когда, услышав мой призыв на английском, очень далеком от их фонетических стандартов, они спрашивали: "А каких именно солдат вы поддерживаете, молодой человек?" Сейчас это все представляется какой-то сказкой, иллюзией. Это было не единственное изумление американцев мной, да и всеми нами, приехавшими в то время из Советского Союза работать или учиться. Я помню, как, критически посмотрев на меня, Джон забраковал мой прекрасный финский темный костюм, в котором можно было легко выдержать двадцатиградусный мороз, настолько он был плотным, и замечательные светло-серые ботинки «саламандра», купленные по талону в магазине для новобрачных на улице Димитрова в Москве, которые я всегда гордо носил с белыми, таллинскими теннисными носочками, и чудо какой пакистанский батник с клапанами и погончиками, да и темный галстук из неведомого природе полимера тоже его не впечатлил, хотя я всегда надевал на особо важные мероприятия этот боекомплект и никто не жаловался.

Мы отправились в ближайший мол, и в каком-то большом магазине произошло превращение молодого советского кандидата наук в среднестатистического республиканца: в правильном темном костюме, в темных ботинках, простой, но поамерикански плотной белой рубашке, под которою полагалось носить майку, несмотря на жаркий климат, так как именно она лучшее средство от пятен пота, а отнюдь не кумир командированных той поры "Олд Спайс". Именно тогда я запомнил раз и навсегда, что носки под темный костюм не могут быть светлыми и что красный цвет галстука – это не только вкусовые пристрастия, но и цвет республиканской партии.

Так что культурологического шока четы Буш удалось избежать с помощью Джона.

Очевидно, что Джон с ними дружил, и меня поразило еще тогда, что Джордж заметил Джона в общей толпе, поприветствовал его по имени и пару минут с ним перекидывался шутливыми репликами. У Буша-старшего наполеоновская память на имена, в чем я смог и сам убедиться, когда через пару лет, увидев нас с Джоном в Белом доме, он обращался к нам по именам.

Наблюдательный читатель, помнящий советские времена, конечно, не может не задать правомерный вопрос: а откуда у вас, товарищ (а в зависимости от вашего ответа может быть и гражданин) Соловьев, американский приятель? Все хорошо, фу-фу, сидеть и не рычать – товарищ я, товарищ. Познакомился по заданию партии и комитета молодежных организаций (КМО) во время саммита молодых политических лидеров США и СССР, проходившего в Москве. В пору внезапной, но осторожной любви официоза к Америке.

За последние лет пятьдесят отношение к Америке всегда было лакмусовой бумажкой мироощущения собеседников и степени свободы нашего общества. Я плохо помню политическую жизнь середины 70-х, по тривиальной причине излишней молодости в то время, но вот конец того десятилетия и все последующие за ним прошли через меня.

Любить Америку было правильным. Единственно правильным; чем больше официальная пропаганда боролась против американского империализма, тем притягательней и человечней он казался. Когда в рамках Московской книжной ярмарки появился журнал «Америка», посвященный какой-то круглой дате, то он воспринимался как сборник сакральных текстов и иллюстраций. Я навсегда запомнил замечательную фотографию сочных ярких апельсинов – во всю страницу одни апельсины. Даже этот яркий калифорнийский солнечный цвет цитрусовых воспринимался как протест против серости и безликой скромности того, что несколько позже Александр Градский так точно окрестит совком. Если напрячься, то я и сейчас вспомню почти все материалы того номера, настолько все изложенное там воспринималось как инопланетная форма жизни, как другая, мощная и гуманная цивилизация.

Страница