Давний спор славян. Россия. Польша. Литва - читать онлайн книгу. Автор: Александр Широкорад cтр.№ 54

На дошедших до нас портретах мы видим, что Марина не обладала ни особой красотой, ни женским обаянием, несмотря на то что живописцы, щедро оплачиваемые Мнишеком, постарались приукрасить ее внешность. Даже на парадном портрете будущая московская царица выглядела не очень привлекательно: вытянутое лицо, слишком длинный нос, тонкие губы, жидкие черные волосы. Ко всему прочему Марина была низкорослая и тщедушная. Все это мало соответствовало тогдашнему идеалу красоты. Но не надо сбрасывать со счетов и субъективный фактор. То, что оставило бы безразличным современника Гришки мушкетера Арамиса, могло вызвать восторг у беглого монашка, впервые увидевшего рядом знатную шляхтянку да с непокрытыми волосами, — ведь на Руси он мог видеть боярышень только издалека. Не будем забывать, что не только боярыни, но и даже московские царицы никогда не бывали на торжественных церемониях и на пирах вместе с мужчинами. Вспомним, как через сто лет молодой Петр увлекся первой встреченной в Немецкой слободе иностранкой Анной Монс.

Польская знать (начало XVII в.)

Поэтому трудно отделить страсть от расчета в отношениях этой «сладкой парочки» — Лжедмитрия и Марины. Лакмусовой бумажкой в их романе могут стать все брачные договоры, заключенные Мнишеками с самозванцем. Одуревшие от жадности Юрий и Марина требовали много, а Григорий покорно на все соглашался. При этом он прекрасно знал, что выполнение даже половины условий Мнишеков стоило бы головы не только ему, но и самому законному московскому царю, тому же Федору Иоанновичу или даже Ивану Грозному.

В ноябре 1603 г. король Сигизмунд изъявил желание видеть Лжедмитрия в Кракове. В это время в польских верхах шла борьба двух партий. Против поддержки самозванца решительно выступали наиболее умные политики и военачальники. Среди них были Ян Замойский, Константин Острожский, Ян Кароль Ходкевич, браславский воевода Збаражский и другие. Хотя согласно конституции король должен был принять мнение Замойского и Ходкевича, у него были и другие, менее официальные, но более желанные для него советчики. Они принадлежали к второстепенным личностям в стране. Это были придворные авантюристы, такие как Андрей Бобола, Бернард Мациевский и Сигизмунд Мышковский, или наемные иностранцы — немец Врадер и итальянец де ля Кола, и, наконец, главная придворная дама королевства Урсула Гингер. Этот маленький мирок, легко доступный всяким интригам, находился вместе с королем под сильным влиянием иезуитов, и в частности, под влиянием духовника короля отца Барча. А между тем отцов-иезуитов уже насторожили известия, приходившие из Самбора.

Настоящий или самозваный, но обращенный в католичество царевич мог сесть на московский престол, а следом за ним в Россию смогли бы проникнуть и члены общества иезуитов. Чисто личные соображения побуждали к тому же и короля Сигизмунда. Являясь ревностным католиком, он готов был, кажется, пожертвовать Польшей, чтобы только ввести в католицизм Московское государство. Недавно он потерял свое наследие в Швеции, и эта страна в равной мере волновала его как своими политическими, так и близкими его сердцу религиозными интересами.

В феврале 1604 г. король официально обратился к сейму, прося его высказаться по поводу претендента на русский престол. По двум наиболее существенным вопросам — о подлинности самозванца и о предполагаемом участии Польши в его предприятии — король почти единогласно получил отрицательный ответ. За были только краковский воевода Николай Зебржидовский и гнезенский архиепископ, прелат Ян Тарковский.

Тем не менее в первых числах марта 1604 г. Мнишек и Лжедмитрий объявились в Кракове. С самого начала Мнишек показал себя отличным политиком. Он начал с того, что устроил большой пир, куда пригласил и членов сейма. Естественно, что центральное место на пиру занимал Лжедмитрий. Претендент появился со свитой из нескольких «знатных московитов». На деле это были бродяги, бежавшие из России, или казаки. Но пьяные паны не особенно разбирались в этом, главное, что свита оказывала почти царские почести претенденту. Замечу, что с самого начала Отрепьеву большую поддержку оказывал Лев Сапега, который, однако, старался оставаться в тени.

Вскоре Сигизмунд ІІІ сделал решительный шаг — 15 марта претенденту была назначена аудиенция. Представ перед королем, Лжедмитрий произнес напыщенную речь, пестревшую многочисленными латинскими изречениями, риторическими фигурами и сравнениями, в которых более или менее удачно приводились подобные случаи из истории и преданий. В своем ответе Сигизмунд, связанный мнением сейма, дал понять, что он не признает Лжедмитрия, не даст ему ни одного солдата и не нарушит перемирия, заключенного с царем Борисом, но он все это позволит Мнишеку и даже будет тайно поддерживать это предприятие.

Для начала, сразу же после аудиенции, Лжедмитрия осыпали подарками, назначили ему ежегодное содержание в четыре тысячи флоринов — правда, из доходов Самборской экономии, что вряд ли понравилось Мнишеку. Кроме того, король взял на себя некоторую долю расходов для дальнейшего пребывания претендента в Кракове. Ходили также слухи, что Сигизмунд заказал для будущего царя великолепный столовый сервиз с русскими гербами и что он сам ежедневно видится с претендентом.

Разумеется, король делал все это не ради красивых глаз беглого монаха. Прежде чем попасть в королевскую резиденцию Вавель, Лжедмитрий был вынужден дать польской короне клятвенное обещание подарить Польше половину Смоленской земли и часть Северской; заключить вечный союз между обоими государствами; разрешить свободный въезд иезуитов в Московию; позволить строить католические церкви и, наконец, помочь королю вернуть шведский престол.

По сему поводу польский историк Казимир Валишевский писал: «Приходится сознаться, что, отдавая больше, чем он получал, Димитрий заключал невыгодную сделку. Ведь в этой стране Речи Посполитой попустительство, на которое дал свое согласие Сигизмунд, столь же мало значило, как и королевская власть. Он избавлял Мнишека от личных тревог, он мог подстрекнуть и еще нескольких искателей приключений, но в сущности, вопреки желанию и первоначальному чаянию воеводы, дело не пошло дальше авантюры… Да, Димитрий давал слишком много. Но обещания ничего не стоят тому, кто не намерен их сдержать; и, здраво рассуждая, невозможно приписать такой невероятной наивности Сигизмунду и его советчикам, уверенности, что он сдержит свое обещание, когда у него явится желание и он получит власть исполнить то, что теперь обещал. Для московского царя это равнялось бы самоуничтожению! Весьма вероятно, что этот необычайный договор, тотчас же спрятанный королем в шкатулку, ключ от которой хранился у него, был в глазах Сигизмунда только залогом, бумажкой, которую можно будет использовать впоследствии, при более серьезных сношениях, как средство прижать». [81]

Не прошло и месяца, как Лжедмитрий вынужден был заключить другой договор. В этом договоре, подписанном 12 июня 1604 г., Лжедмитрий обязывался уступить Юрию Мнишеку княжества Смоленское и Северское в потомственное владение, и так как половина Смоленского княжества и шесть городов из Северского отойдут королю, то Мнишек получал еще из близлежащих областей столько городов и земель, чтобы доходы с них равнялись доходам с городов и земель, уступленных Сигизмунду.