Стальная акула. Немецкая субмарина и ее команда в годы войны. 1939-1945 - читать онлайн книгу. Автор: Вольфганг Отт cтр.№ 104

— Будьте внимательнее, Ланген. Я на минутку спущусь вниз. Собираюсь поднырнуть под конвой.

— Я всегда внимателен, господин капитан-лейтенант.

Винты сухогрузов вращались, как будто ничего не произошло, — ни медленнее, ни быстрее. Но шум их стал громче. То тут, то там раздавался треск ломающихся переборок. Акустик доложил, что слышит звуки тонущих кораблей.

— Глубина 30 метров. Убрать перископы, — приказал командир и покинул рубку, где остался один рулевой.

Конвой проходил у них над головой, вся эта гигантская армада. Казалось, ей не будет конца. Пока над лодкой шли сухогрузы, военные корабли не могли ее бомбить. Подводники это знали. Но сам звук вращающихся над головой винтов был неприятен и внушал тревогу. «Здорово командир придумал — поднырнуть под конвой», — думали моряки. Это было их единственным спасением, ничего другого он сделать не мог. Но моряки не хотели об этом думать, предпочитая восхищаться умом своего командира. Это придавало им бодрости. Сейчас им необходим был человек, которому они верили бы безоговорочно. Их жизнь была в руках командира, и они не могли ему не верить.

Первая бомба разорвалась без предупреждения. Раздался оглушающий грохот, словно под лодкой проснулся вулкан.

Взрыв произошел довольно далеко от лодки, но это мало утешило моряков. Лица их исказились — из них ушла вся жизнь. Это были мертвые лица, лица, вытесанные из камня. Моряки расслабились не скоро, а некоторые, главным образом люди старшего поколения, так и стояли с каменными лицами до конца атаки. Подводники глядели в пол и ждали. Кроме командира, инженера-механика, акустика и рулевого, никакого занятия ни у кого не было. И это было хуже всего.

— Они бросили бомбу просто для очистки совести, — сказал Ланген.

Но все знали, что это не так. Должно быть, их обнаружил «чистильщик» — так они называли эсминец, шедший позади конвоя. Минуту спустя раздался знакомый стук. Они ждали его, хотя в глубине души надеялись, что его не будет, что на этот раз чаша сия их минует, что он пройдет мимо них, может, из-за ошибки оператора, а может, из-за какой-нибудь технической неисправности. Эта надежда была объяснима, ибо все люди на подлодке знали, что этот невинный стук по корпусу означал их смертный приговор.

— Луч гидролокатора, — крикнул акустик из своего отсека.

Это всем было ясно и так. И они съежились, словно сама смерть постучалась к ним в дверь, требуя, чтобы ее впустили. Над подводниками, словно большой орел, вцепившийся в них когтями, навис ужас. Люди стискивали зубы, но стон все равно прорывался наружу. Моряки ощущали себя морскими свинками, чьи жизни должны были быть принести в жертву ради прогресса науки. Они были заперты в этой стальной трубе, словно в тюрьме.

— Погрузитесь медленно до 80 метров, — сказал командир.

— Погружение на глубину 80 метров, — повторил команду инженер-механик.

Но он не остановился на этом. Люди не верили своим ушам. Он отдавал приказы операторам горизонтальных рулей, а в промежутках болтал со старпомом и Тайхманом.

— Похоже, что они там наверху очень торопятся, — сказал он. А когда на лодке услыхали, что эсминец пошел на них, спросил Тайхмана: — Хотите анекдот? — И рассказал анекдот, причем так хорошо, что командир промолчал, а члены команды слушали и не глядели вверх, пока эсминец не оказался прямо над ними.

На этот раз взрывы раздались совсем рядом. Восемь глубинных бомб.

Лодку сильно тряхнуло. Все, что было сделано из стекла, разбилось. Через люки стала сочиться вода. Каждый взрыв сотрясал лодку до основания. Погасли все лампы. Казалось, взрывы вытрясли из подводников душу — самообладание сумели сохранить лишь немногие, самые стойкие из них. Все остальные мало чем отличались от трупов. Жизнь закончилась, все их дела на земле завершились, и только сердца продолжали стучать. Шум, который обрушился на них, был слишком громок для человеческих ушей. Прочный корпус спас их барабанные перепонки, но не сумел защитить нервы.

— А этот знаете? — не унимался Ланген. — Профессор в медицинском училище спрашивает студентку, какая часть человеческого тела при определенных обстоятельствах может увеличиться в тридцать раз?

Эсминец поймал их в луч гидролокатора и снова сбросил бомбы.

— Девица вспыхивает до корней волос и отвечает: «Нет, эта часть тела мне неизвестна».

Эсминец снова стал приближаться. Командир велел резко повернуть направо и дать полный ход. Он сообщил рулевому новый курс. Субмарина находилась теперь на глубине 55 морских саженей.

— «Очень плохо», — отвечает профессор.

Эсминец приближался на полной скорости и шел прямо на них. Его винты бешено вращались.

И вот он уже над ними. Они услышали, как в воду упала целая очередь глубинных бомб. При этом площадь поражения раз в десять — пятнадцать больше, чем у одиночной бомбы. Люди слышали это очень ясно и сжались в комочек, пытаясь уменьшиться в размерах, чтобы ужас, который приближался, миновал их.

— Девица встала и стала пробираться к выходу из лекционного зала. Профессор остановил ее и сказал: «Что это вы переполошились, сударыня. Я ведь имел в виду зрачок». Это был…

В воду упала двадцать одна бомба.

Взрывы не умолкали целых полминуты. Люди превратились в инертное вещество, содрогаясь вместе с лодкой. Субмарина падала на дно. В дизельном отсеке появилось несколько ручейков. Попадая на нагретые моторы, вода издавала шипение. В кромешной тьме звуки казались в два-три раза громче, чем при дневном свете. По лодке стал растекаться пар. Корпус со скрежетом прогибался, словно под неравномерными ударами.

Субмарина быстро погружалась. На корпус теперь давил столб воды высотой 180 метров. Именно такое давление и порождало эти ужасные звуки. Луч гидролокатора двигался туда-сюда, обшаривая глубины; эсминец снова пошел на лодку. Сгрудившись в центральном отсеке, подводники скулили. Потом они закричали, надеясь, очевидно, заглушить своими криками шум винтов эсминца, но он не умолкал. А луч локатора так и шарил вокруг, словно разыскивая беглеца, спрятавшегося в стоге сена.

Силы сторон были неравны. Эсминец был во всех отношениях сильнее — он двигался быстрее и имел более мощное вооружение; торопиться ему было некуда, к тому же у него имелся механический глаз, который никогда его не подводил. В столкновении с таким противником личная храбрость ничего не значила. Моряки эсминца были охотниками, вооруженными биноклями, которые преследовали слепого оленя. Им не надо было ничего делать — только стоять и ждать.

Все эти мысли пронеслись в голове Тайхмана, когда он сидел, охваченный паническим ужасом, на полу центрального поста, ожидая, когда посыплются бомбы. А потом пришла ненависть. Он ничего не мог с собой поделать. Он ощутил вдруг внутри себя кровожадное животное, которое все росло и росло. Он не хотел этого. Он был моряком, который воевал, но никогда не испытывал ненависти к врагу. Никто на их лодке никогда не говорил, что ненавидит противника. Они были моряками, и те, наверху, тоже, и если им приходилось убивать, то это была их работа, и они старались делать ее как можно лучше. Они не имели ничего общего с теми людьми, которые сидели дома и проповедовали ненависть, поскольку им за это платили. И когда этот плоскостопый иезуит, который возглавлял министерство пропаганды, наполнял радиоэфир ненавистью, они чувствовали к нему презрение или стыдились его речей, поскольку они произносились на их родном языке.