Я и Софи Лорен - читать онлайн книгу. Автор: Вячеслав Верховский cтр.№ 64

* * *

«Репку» читает с таким интересом, как будто писалась не для него.

* * *

Горазд на комплименты:

– Из всех соседских бабушек наша – самая взрослая!

* * *

Аким:

– Я купил хорошую книжку.

Я:

– Какую?

– Записную.

– Ха-ха!

– Что «ха-ха»?! Заполню – и будет хорошая!

* * *

Акиму на день рождения подарили большую чашку.

Мама:

– Интересно, она из глины или из стекла?

Аким:

– Я не знаю, но можно уронить и посмотреть…

* * *

Из дневника Акима: «Ехали поездом. Из окна проезжали природу»…

* * *

В подвале душно.

Папа – Акиму:

– Зачерпни ведерко воздуха и подай его в подвал.

И он поверил!

* * *

Аким рассказывает анекдот.

Я:

– Не смешно.

Аким – смущенно:

– Ну тогда я пошутил…

* * *

Идут по улице бабушка и Аким, а навстречу дядечка:

– Вы не подскажете, который час?

И примерный ученик Аким Верховский с укоризной:

– А разве вы не знаете, что подсказывать нельзя?!

* * *

Однажды в детстве Аким подавился вишневой косточкой. Мама:

– Плюй! Скорее плюй!

Аким:

– В кого?!

Он не привык плеваться вхолостую!

* * *

Аким изучал иврит. Когда он научился читать – справа налево, – он, под впечатлением, стал ходить задом наперед. На этом учеба была своевременно прервана…

* * *

– Никак не могу понять, – удивлялся Аким, – Бог – он злой волшебник или добрый?..

1

Наш класс, в котором я учился, вроде мы ничем не отличались. Класс как класс. А вот ведь например!

У нас была одна, ну беспросветная! Фамилия: Зубко. Она в учебе… Дважды два – терялась наша Клавдия. Зато теперь – она уже нашлась! Монахиня-доминиканка, на минуточку! Цены себе не сложит, учит жить…

Или был у нас один. Один – и спасибо, что не больше. По фамилии Сабашкин, еще тот… Он теперь серьезный человек! Он – союз хоругвеносцев под Москвой: «бей – спасай!», хоругви и т. д.

Кто еще…

Вот кто у нас учился так учился! Леня Гинзбург, светоч человечества. Говорили: далеко пойдет! Они ошиблись! Он поехал. А точнее, полетел. Надежда школы. Если б наша школа только знала! Приземлился в США уже мормоном…

Но свои надежды – оправдал! И не то, что он в Америке, надежды. А чего он там достиг, смотрите сами: он вышел на тропу большой любви. Вот такой мормон, хотя и Гинзбург! Три жены, и в результате пять детей. Казалось бы! Но, улыбаясь, говорит: еще не вечер! Это Леня!

А он у нас всегда был лучше всех!..

Дальше будет – Саня Кривоухов. Вот кого я знал! Сидели рядом. Кроме фамилии, где «Криво-», в остальном он был всегда прямой. Но очень хлипкий, малость не в себе. И чуть что – глаза на мокром месте. «Кривоухов, тебе «два»!» – рыдал. «Кривоухов, «три»! – он заходился.

После школы он исчез. Следы его теряются в Одессе. Как узнаём: уехал в монастырь, на Амундсена, стать монахом. Стал монахом. Потом он переводом снова здесь, в епархии. У владыки – пресс каким-то атташе. Как узнаём: следы его теряются опять…

Это Саша Кривоухов, друг по парте.

Я же был и вовсе безответным.

Что за класс?! А вот и класс! Но это в школе.

2

В институте. Шел я, как известно, на строителя. И все мы шли туда же, на строителя. Пришли. Двое строят… буддийскую жизнь. Один из нас вообще публичный человек. Ходит в рыжих тряпках, лупит в бубен. Кришнаит – не кришнаит. Но Удовенко.

А меня прибило к синагоге.

Как-то шел я по бульвару, где у нас пересечение путей. Вижу: старушка, ножку приволакивает, бедненькая. И совсем не скажешь, что учила. А представьте: нас, будущих строителей, она учила в институте атеизму.

– Слава, как ты, где? – она меня любила. Я по атеизму был старательным.

– Я в синагоге, – и развел руками. Мол, так уж исторически сложилось.

– Где?! – мне пришлось старушку поддержать. Я уточнил. – Боже! – возопила, сокрушаясь. – И чему ж я вас учила! Боже мой!

Она вела научный атеизм.

Я уже смолчал ей про буддистов…

3

Ну а я трудился в синагоге.

И вот декабрь, 30-е число. День шел на спад, переходя в мороз под минус десять. Ну и год кончался на глазах. Кстати, год 88-й, а значит, ровно двадцать лет назад, легко проверить.

На улице пурга идет метелью: за окном погоды не видать. И даже время суток под вопросом. Это как сумерки разбавили рассветом, при этом ночи здесь никто не отменял…

4

А наше здание, старинное совсем, – как будто квинтэссенция истории. Как будто все, что было, – схватилось и окаменело этим зданием. Мрачным и суровым, вросшим в землю. Могучим и при этом аскетичным. Очень сумрачным.

Такой фасад оно могло себе позволить. И на нем, как на лице, читалось все…

В этом здании легко сойти с ума. С гулкими шагами ниоткуда. Вдруг, ниоткуда, – и обрывки голосов. Нездешний смех. Бьют часы, а забегаешь – пусто. Хорошо, что я здесь не один, а мы вдвоем – я и предводитель синагоги.

Верховский я, а верховодит он, рэб Цыгуткин, бывший колонист, простой, но хваткий. А колонии такие, земледельческие: Хлебодаровка, Веснянка, Колпаки. Цыгуткин был из Колпаков, такой простой.

5

Я глядел задумчиво в окно. Я всегда глядел в окно. Кончался год. И вдруг остолбенел, припав к стеклу. Еще не веря: неужели в самом деле это он?! А вгляделся: он! Идет сюда! По направленью к нашей синагоге! Сгорбившись под тяжестью мешка, но энергично… Борода цепляется за ветер. Если честно, я подумал, я того. А потом – что я всегда успею. И ка-ак крикну, с наблюдательного пункта:

– Рэб Цыгуткин! Дед Мороз! – мол, к нам идет.

Как рождественская сказка, только быль.

А Цыгуткин, он без воспитания:

– Ты что, уже совсем? Мы ж евреи! Мы же синагога!

– Так он с мешком подарков, рэб Цыгуткин!

– Не, ну ты совсем уже сдурел, стоять на месте! Беги встречать! Тогда он точно к нам!