Здесь должно было стоять кресло Ханны, соответствующее ее нынешнему положению. Она так радовалась, когда полгода тому назад впервые села в него. Это кресло свидетельствовало о ее успехах и сулило блестящие перспективы. Прохладная черная кожа, гладкие металлические колеса и прекрасно смазанный рычажок, с помощью которого так приятно менять положение кресла.
А теперь оно исчезло, и его место заняло кресло для стажеров: жесткая конструкция с шаткими пластмассовыми колесами. Это было не просто оскорбительно – нет, это была страшная беда. Трясущимися руками Ханна указала на меморандум на столе, озаглавленный «Рациональная реорганизация ресурсов» – «Три Р». Вероятно, в то самое время, как мы пристально смотрим друг на друга, готовится приказ об увольнении. Она была в отчаянии, а я ощущал свое бессилие. Это было просто ужасно.
Я тоже опустился на колени и обнял Ханну. Она заплакала у меня на груди. Стыдно в этом признаваться, но когда я крепко прижимал к груди Ханну, первая моя мысль была о себе. Проштрафилась ли вся наша группа – и я в том числе – или одна Ханна? Правда, я не мог вспомнить ничего конкретного, но ведь никогда не знаешь.
– Ты знаешь, что случилось? – спросил я тихо.
Ханна покачала головой.
– Через десять минут я встречаюсь с Томом Галливером, – ответила она, сильно сопя носом.
Да, это хуже. Тут есть определенность. Если бы это была какая-нибудь мелочь, с Ханной разобрался бы ее куратор. То, что ее вызывают к начальнику отдела, может означать лишь одно: Ханна погибла.
Мы с Ханной провели вместе столько времени, столько вечеров в пабе, так часто ходили куда-нибудь вдвоем в субботний вечер. Ее кушетка стала для меня чем-то вроде убежища во время уикендов. В каком-то смысле она была мне не менее близка, чем Элли.
Я знал, что буду ужасно скучать по ней, и все же какой-то холодный, эгоистичный уголок моего разума издавал радостные вопли оттого, что попался не я и что еще один претендент на компаньонство сошел с дистанции. Я ненавидел себя за то, что могу так думать. Я ненавидел «Баббингтон» за то, что он заставил меня так думать.
В дверь постучали, и вошла оживленная Люси.
– Ничего себе! Что тут происходит? – Она с усмешкой смотрела на нас сверху вниз. – Попались! А ведь ты наполовину женатый человек, Чарлз Фортьюн. Как тебе не стыдно!
Я лишь кивнул в сторону кресла. Люси не сразу поняла, в чем дело, но потом глаза ее округлились от ужаса. Взглянув на меморандум, она прижала руку ко рту.
Люси упала на ковер и приняла у меня Ханну.
– О, Ханна, мне так жаль, – сказала она. – Ты знаешь, что случилось?
Ханна снова заплакала, и Люси вопросительно взглянула на меня. Я только пожал плечами.
– Через несколько минут у нее встреча с Томом.
– Тогда мы должны привести ее в порядок, – решительно заявила Люси и с моей помощью перетащила Ханну на стул, стоявший перед ее столом. Затем начала рыться в столе, разыскивая какую-нибудь косметику.
Пять минут спустя у Ханны сделался более или менее презентабельный вид.
– Держись уверенно и стой на своем, – посоветовал я, положив ей руки на плечи. – Вероятно, это какая-то ужасная ошибка с их стороны, и тебе нужно их убедить в этом. – И я обнял ее.
– У тебя это хорошо получается, – продолжила Люси. – Ты чертовски классный юрист – и не забывай об этом! – Она тоже заключила Ханну в объятия.
Мы пообещали дождаться ее. Я уселся в ненавистное кресло, Люси – на стул у стола.
– Я не могу поверить, – сказал я после долгого молчания. Мы все знали, что Ханна совершенно безупречна.
– И я не верю, – откликнулась Люси. – Только не Ханна. Она же безупречна. Я еще могла бы поверить, если бы речь шла о тебе. Порой ты бываешь очень небрежен.
Не успел я ответить, как в дверях показались Эш и Элли. Эш выразительно постучал по своим часам.
– У нас же совещание! Вы, конечно, не забыли? Сплошные совещания – больше ничем и не занимаемся. Чарли, ты всегда все забываешь, но ты-то, Люси! Мне кажется, ты всегда оказываешься на месте первой.
– Ну что, бездельники? – подключилась Элли. – Все прохлаждаетесь, как будто у нас мало работы и вам нечем заняться. От тебя, Чарли, я ничего другого не ожидала, но Люси меня сильно разочаровала.
– Ребята, – спокойно произнесла Люси. – У нас беда. Ханна в полном дерьме.
– Посмотрите на это кресло, – добавил я.
Эш взглянул, и до него начало доходить. Я передал ему меморандум, который он сразу же принялся искать. Я просветил обоих, и они пришли в ужас. Правда, Элли была не так потрясена, как Эш, но она же с нами недавно.
– Не могу поверить, – сказал Эш. – Ханна так безупречна. Каждое утро она заботится о том, чтобы под рукой было по крайней мере три карандаша, отточенных в полном соответствии с ее требованиями.
– Однажды я застала ее, когда она измеряла их линейкой, – вспомнила Люси, и мы все ностальгически засмеялись.
Мы продолжали повторять: «Не могу поверить» еще несколько минут, и тут Элли, которая вдруг притихла, ошарашила нас:
– Мне кажется, я знаю, что произошло.
Но в этот момент вернулась Ханна. На ней не было лица, и ее слегка трясло. Она мрачно улыбнулась Элли и подошла к столу. Я вскочил, уступая ей место, и Ханна выдвинула верхний ящик и начала вытаскивать из него все подряд.
– Я хочу взять на память свои фотографии, снятые на маскараде в 1999 году. Мне позволят, да? Ведь фотографии Чарли, переодетого Суперледи, не являются собственностью «Баббингтона», не правда ли? – Голос у нее осип от слез. И даже воспоминание о том, как в стельку пьяный компаньон ущипнул меня за задницу и сунул мне номер своего мобильника в тот вечер, не подняло нам настроение.
– Что случилось? – спокойно выговорил я.
– Как ты думаешь, я могу забрать мою кружку? Мне бы хотелось.
Это была ее кружка с надписью «Для самых знойных бабенок для „Баббингтона"» – напоминание о самой бездарной кампании за всю историю маркетинга. Несколько лет тому назад, когда маркетинг означал главным образом шушуканье компаньонов в их масонских ложах, наша фирма провела конкурс среди сотрудников на лучший лозунг. Мы сочинили его в один развеселый пятничный вечер, и только в нашем причудливом мирке он мог получить приз (наверно, боссы казались себе очень прогрессивными) и попасть на кружки, ручки, майки и тому подобное. В порыве вдохновения было даже выпущено несколько пар трусов с нашим лозунгом на заднице, но они быстро сделались раритетом для коллекционеров, поскольку кому-то пришло в голову, что это как-то снижает имидж, который намеревался создать «Баббингтон Боттс».
Покопавшись в ящике, Ханна извлекла маленький приз на пластмассовом основании со следующей надписью: «Третье место на турнире „Баббингтон Боттс" по настольному теннису для смешанных пар, 1996–1997». Она взглянула на меня с нежной улыбкой: