– Гм-м, как там у вас дела с Элинор?
Они не видели нас с того самого воскресного ланча. Даже если бы у нас было такое желание (а его не было), у нас просто не было времени.
– Работа, работа, работа – совсем нет времени для себя, – пожаловался я. – Но в основном все идет прекрасно.
Мама просияла.
– Есть вещи, более важные, чем работа, – неожиданно заявила она, начисто позабыв, как всю жизнь строила относительно меня честолюбивые планы. Я уловил, как папа шепчет ей на ухо: «Восемьдесят пять тысяч фунтов».
– Попытайся сказать это президенту «Бритиш Навигейторз», – посоветовал я, и в ответ на меня устремились две пары глаз, ничего не выражавших.
– На днях мы обедали с дядей Тони и тетей Хилари, – осторожно произнесла мама. Это была единственная возможная замена для «мистера и миссис Грей», когда она говорила со мной о родителях Элли.
– Представить себе не могу, о чем это вы говорили, – сказал я.
– Это было так смешно – мы обе заговорили о квартирах. Я сказала тете Хилари о том, какая у тебя большая квартира, а потом она рассказала, что Элли живет в точно такой же по величине квартире. – Итак, обе расхвастались, подумал я, а вышла ничья. – А затем твой отец принялся ворчать насчет диких цен на недвижимость в Лондоне…
– Ты знаешь, что сарай в Кенсингтоне купили за сто десять тысяч фунтов? – Папа редко кого-нибудь перебивал, но от цен на недвижимость закипает кровь у любого благонамеренного жителя шести графств.
[42]
– Сарай! Простой деревянный сарай – такой, как у меня в дальнем конце сада. Я прочитал об этом в газете. Безумие! Абсолютное безумие!
Мама остановила его взглядом.
– Как я говорила, мы беседовали о ваших квартирах, а затем сказали вместе: «Почему бы им не съехаться?» Представляешь – обе одновременно! Такое совпадение!
Меня так изумило, что мама за несколько недель разделалась с моральными устоями, которых придерживалась несколько десятилетий, что я даже не стал осмеивать эту явно сочиненную историю.
– Это был бы очень решительный шаг, – заметил я. – Вы уверены, что готовы к нему?
– О да, – с готовностью подтвердила мама. – А как насчет тебя, Чарли?
Я бы солгал, сказав, что эта идея не приходила мне в голову – но я же все-таки юрист!
– Вообще-то я никогда серьезно об этом не задумывался, – ответил я. – Насколько мне помнится, когда я собирался поселиться вместе с Мэри, ты была против и стояла насмерть.
Мама замахала руками:
– О, это же совсем другое! Элинор нам нравится.
Мэри была очень славной девушкой. Пару лег назад мы с ней встречались семь месяцев. Но она совершила роковую ошибку, пытаясь снискать расположение: она пекла пироги гораздо лучше, чем моя мама. Особенно удавалась Мэри сочная ватрушка с шоколадом. Когда моя мама впервые попробовала эту ватрушку, по выражению ее лица можно было решить, что пирог начинен горчайшей лимонной кожурой.
Я взглянул на часы, собираясь закончить ланч.
– Ну все, мне пора идти. Через несколько минут у меня заседание. Я подумаю над тем, что ты мне сказала. Но мы сейчас так заняты на работе, что у нас нет ни одной свободной минутки, чтобы как следует потолковать.
У мамы был разочарованный вид. Похоже, она договорилась с «Пикфордз»,
[43]
чтобы они прибыли по первому зову – тогда она могла бы прямо сейчас отправиться в мою квартиру, все упаковать, и к чаю уже устроила бы меня у Элли.
И тем не менее я не лгал, когда утверждал, что у нас ни на что не хватает времени – кроме работы. Честно говоря, самый эротический момент у нас случился пару дней назад (и это за несколько недель!), когда Элли ворвалась в мою комнату и заявила, тяжело дыша:
– О боже, ты мне нужен!
У Ричарда, который все еще был в нее влюблен, даже челюсть отвисла.
Я скромно улыбнулся:
– Время от времени всем нужен кусочек Чарли.
– О, прости! Боюсь, что это была ложная тревога: все, что мне нужно в данный момент – это твоя подпись.
Оказалось, что помимо всего прочего Элли приходится еще заниматься небольшим делом для заграничного клиента, которого она заполучила еще во время работы в прежней фирме. Это был ее первый выгодный клиент, как она объяснила с гордостью. Появился он как бы ниоткуда, просто заявив, что слышал о ней много хорошего. Элли учредила английский филиал этой компании. «Они даже доверили мне придумать для него название», – похвасталась она. Однако согласно правилам «Баббингтона», ей нужна была еще одна подпись на банковском счете клиента.
– Это пустяк, – пояснила она. – Простая формальность.
Пожав плечами, я подписал бумагу. Название компании «Уортингтон Трампит» показалось мне смутно знакомым. Когда Элли уходила, я спросил, какие у нее планы на этот вечер – разумеется, после того, как состоится последнее совещание, намеченное на сегодня.
– Собиралась пойти домой, поесть какой-нибудь китайской еды и, свернувшись на кушетке, уставиться на что-нибудь совсем уж глупое, – ответила она с улыбкой. – Думаю, ты сойдешь.
* * *
В конце концов я распрощался с родителями, пообещав что-нибудь придумать насчет следующего воскресенья, хотя не собирался выполнять это обещание. С ланча я вернулся рано и как раз размышлял, что бы такое сделать за оставшиеся двадцать минут, когда зазвонил телефон.
– Чарли, – пролепетал чей-то голос.
– Кто это?
Я почти физически ощутил страдание в голосе.
– О боже, Чарли!
– Ханна? Это ты?
– Я уходила на ланч, а когда вернулась, оно было уже здесь. Я вышла всего на пятнадцать минут.
Я поднялся в тревоге.
– Что случилось? Что было там, когда ты вернулась?
– Приходи скорее, Чарли. Пожалуйста. – И она повесила трубку.
Я стремительно направился в другой конец коридора и постучал в дверь Ханны. Ответа не последовало, так что я осторожно приоткрыл дверь и просунул голову внутрь. Квадратная комната была в точности такой, как моя – только картинки на стенах разные. Ханна сидела на полу возле своего стола, глядя на кресло, стоявшее позади него.
– О боже, Ханна, – выдохнул я и, войдя в комнату, закрыл за собой дверь.
Она повернулась, и на меня глянули огромные, полные слез глаза.
– Я не знаю, что я сделала.
Это кресло означало катастрофу. Кошмар. Невыразимый ужас. Трагедию. Конечно же, это ошибка. Пожалуйста, только не Ханна. Только не моя Ханна.