– Как будто мне лучше, чем тебе, – проворчал я. – Не знаю, что хуже: то, как твой папа подталкивает меня локтем, намекая на женщин, или то, как твоя мама без конца суетится вокруг меня.
– Последний раз, когда я была в доме твоих родителей – примерно полтора года тому назад, – они уже планировали целую династию, – сказала Элли. – Я случайно услышала, как твоя мама поделилась с моей своими опасениями на счет того, что у меня слишком узкие бедра для родов.
Мою маму все еще беспокоит этот вопрос – теперь даже сильнее, поскольку возникла реальная опасность, что ее внукам туго придется, когда они будут выбираться наружу. На днях она упомянула об этом по телефону и рассердилась, что меня это не особенно заботило. Пока что у меня не было никаких претензий к бедрам Элли: по моему мнению, они были прелестны – стройные и гладкие.
– Разве ты не хочешь, чтобы у тебя была большая семья? – удивилась моя мама.
Вообще-то я всегда воображал себе детишек, которых уведу подальше от профессии юриста. Но я не был готов к подобному разговору с матерью.
– Не зна-а, – ответил я односложно, как делал тинейджером.
– И твой пана хочет внука, которого он мог бы брать с собой на футбол, – продолжила она раздраженным тоном, словно теперь было бы непростительно с моей стороны не удовлетворить его скромное желание.
Я не собирался делиться с Элли этими сведениями: это еще больше осложнило бы мою жизнь.
– А твой папа убежден, что я одержима петуниями. Последние семь лет он спрашивает меня каждый раз, как мы видимся, не встречались ли мне петунии приятных расцветок. Да я ни за что не отличила бы их от других цветов.
Я улыбнулся, ощутив прилив нежности к своему старику.
– Это потому, что ты единственная из обеих семей проявила хоть малейший интерес к его саду.
– Я всего один раз выглянула в окно и сказала: «Они красивые, мистер Фортьюн. Что это за цветы?»
– Я же говорю: единственный человек, который проявил интерес.
Мы погрузились в молчание, слегка окрашенное грустью по поводу увлечения моего отца.
– Последний раз, когда я видел твоего папу, – напомнил я ей, – он спросил меня, много ли я – постой, как же он выразился? – ах да, «трах-трах». Бедная твоя мама! – В отличие от моего собственного отца, Грей старший активно интересовался моей личной жизнью, и это доходило чуть ли не до вуаеризма.
Элли начала злиться.
– По крайней мере, моя мама никогда не пыталась загнать меня в «Герл-гайды»,
[35]
чтобы я могла в раннем возрасте осознать свою женскую сущность. – И слава богу!
– По крайней мере, мой папа никогда не спрашивал, могу ли я рекомендовать ему хороший сорт презервативов. – Элли открыла было рот, но не нашлась, что ответить.
И все-таки ей захотелось узнать, что я ответил. Я решил не вспоминать долгий предшествующий диалог о плюсах и минусах удаления яичек и чистосердечное признание ее папы, что он не уверен, оказывает ли это влияние в ту или другую сторону.
– Я посоветовал ему спросить у его дочери, поскольку она перевидала их вполне достаточно за эти годы.
Уголки рта Элли опустились.
– А ты забавный. Но ведь не у меня же зудело в паху несколько лет тому назад, не так ли?
А вот это уже нехорошо. Неужели моей матери непременно нужно делиться абсолютно всем со своими друзьями? Возможно, когда темы для разговора за утренним кофе иссякали, они переключались на сексуальные проблемы своих детей? Я сказал об этом своей маме лишь потому, что она обнаружила различные кремы на полочке в ванной, когда я приехал домой на Рождество. Однако я не стал парировать удар.
– Ты видишь, что они с нами делают? А ведь мы еще даже не доехали до них.
Элли положила руки на колени, пытаясь успокоиться.
– Ты прав. Мы должны помнить, что нам уже не пятнадцать. И что мы любим друг друга.
Последовало молчание, и я вдруг притормозил и съехал на обочину. Элли встревожилась, но я повернулся к ней и взял за руки.
– Черт побери, я действительно тебя люблю. Ты это знаешь?
– Да, знаю, – улыбнулась она. – Я так рада, что пошла работать в «Баббингтон». Иначе мы всю жизнь сожалели бы, что не сделали этого. – Мы поцеловались. – Знаешь, мне предлагали стать компаньоном, чтобы я осталась в своей прежней фирме.
– Правда?
– Ну, не сразу. Но они сказали, что через год – обязательно.
– Но… Почему же ты отказалась?
– А ты как думаешь?
– Честно говоря, не могу себе представить. Может быть, ты ударилась головой, и у тебя все стерлось из памяти.
Она погладила меня по щеке.
– Это из-за тебя. Потому что я хотела снова быть рядом с тобой. Потому что я как бы надеялась, что это случится.
Автомобиль закачался, когда мимо прогремели три больших грузовика. С минуту мне казалось, что я сейчас поведу себя не по-мужски и расплачусь. Никто никогда так не хотел меня.
– Я правда, правда, правда тебя люблю, – вот все, что я смог произнести.
– Я знаю. Это здорово, ведь верно?
Я взглянул на часы. Пора ехать. Не годится заставлять Греев и Фортьюнов ждать своего еженедельного совместного воскресного ланча, который всегда начинался ровно в час дня. Сказать, что мы не успеем к этому часу, было равносильно тому, чтобы попросить Папу Римского перенести Рождество на денек-другой.
Я вырулил на автостраду, и мы продолжили путь в дружелюбном молчании. Не успели мы оглянуться, как добрались до поворота на автостраду № 40 и вскоре уже были на месте, опоздав всего на пять минут.
Два года тому назад мои родители перебрались в симпатичное бунгало на окраине города. Въехав на подъездную аллею, мы увидели их всех, выстроившихся у двери. Не в силах ждать, они бросились к нам, чтобы помочь выбраться из машины.
– Было много транспорта на дороге, Чарли? – осведомилась моя мама.
– Мы уже волновались, – сказала мама Элли. Ее рука нервным жестом придерживала высокую прическу из рыжеватых волос, опасаясь, что она развалится от ветра. – Надеюсь, вождение машины не слишком тебя утомило, Чарлз.
– Мы опоздали на пять минут, – ответил я, мгновенно раздражаясь. – Мы добрались сюда всего за сорок минут.
– Славный автомобиль, – заметил ее папа, оттаскивая меня в сторону. – Послушай-ка, Чарли, я как раз хотел извиниться за кое-какие неуместные высказывания, которые проскакивали у меня в последнее время. Я понимаю, что из-за них ты чувствовал себя неловко. – Я заморгал от удивления. Казалось, эти слова даются ему с трудом. Но тут я заметил, что он оглянулся на миссис Грей, одарившую его одобрительным взглядом, и усомнился, что он завел этот разговор по собственной инициативе.