Лючия, Лючия - читать онлайн книгу. Автор: Адриана Триджиани cтр.№ 54

Арабел показывает на тафту, почти белую, с голубым отливом, и говорит:

— Не знаю, закажу ли я когда-нибудь для себя платье из этой ткани, но, по-моему, она роскошна.

Она берет ткань, и по тому, какими красивыми складками она ниспадает, с какой королевской простотой ложатся волны одна к другой — изящно, и в то же время с роскошной пышностью, — я понимаю, что ее можно использовать только для одного вида платья: свадебного. Арабел и Розмари соглашаются со мной, поэтому я покупаю девять метров — достаточно, чтобы осуществить все, что бы ни придумал Делмарр.

Когда нам приходится распрощаться с Арабел и Чарли следующим утром, мне грустно видеть, как они уходят. Я никогда не проводила время в обществе столь образованной женщины, и теперь понимаю, что потеряла, не продолжив образование. Я горжусь тем, что училась в колледже и на курсах, но уверена, что смогла бы сделать больше. Мне вспоминается вечер в «Плазе», когда друзья Кристофера спросили меня, не заканчивала ли я Вассар. Как бы мне хотелось уехать из дома и жить в общежитии вместе с множеством других умных, целеустремленных девушек. С моими способностями я была бы хорошей студенткой, но мне не хватило настойчивости. У меня есть идеи и желание осуществить мои мечты, но мир еще так мало знаком мне.

Мама счастлива, что наша поездка благополучно завершилась. Я дарю ей стеклянные бусы с фабрики Мурано, которые купила специально для нее. Когда я смотрю на нее в зеркало, пока она примеряет их, я подмечаю, что она наклоняет голову так же, как делаю я, когда примеряю украшения. Мама отводит взгляд от бус и смотрит на мое отражение в зеркале:

— С тобой все в порядке?

Она пристально разглядывает меня в зеркале, изучает меня, как делала всегда, сколько я себя помню. По выражению ее лица мне понятно: она знает, что что-то изменилось. Мама всегда была мне самой близкой подругой, поэтому у меня от нее практически нет секретов.

— Почему ты так задумчива? — спрашивает мама.

— Не знаю, — увиливаю я.

Как я могу рассказать ей, что эта поездка полностью переменила меня? Я повстречала Арабел, которая живет в мире гуманитарных наук, и ее страсть передалась мне. Я ощутила всю силу искусства, и это заставило меня задуматься о том, как я могу лучше работать. Отчего мои стремления расстраивают меня? Почему я всегда чувствую, что для того, чтобы мне покорилась какая-то новая вершина, я буду вынуждена отказаться от всего, что так дорого моему сердцу?

Последнюю неделю в Годеге мы практически ничем не занимались, а только ели, смеялись и наслаждались общением друг с другом. Это последний раз, когда я провожу отпуск вместе с моей семьей как единственная дочь. Никакие мои знания и места, в которых я побывала, не имеют для меня такого значения, как эти драгоценные дни здесь, вместе с папиной родней. Все это я буду хранить в своей памяти, как сокровища: мамин смех, когда она сидит на коленях у папы; гуляющих по полям Роберто с Розмари; Анджело, помогающего проводить мессу в церкви, несмотря на то, что он на двадцать лет старше, чем полагается быть служке у алтаря; Орландо, выпекающего пиццу в уличной печи; Эксодуса в двенадцатый раз починяющего мотор старого автомобиля; а еще мои ощущения, когда я стою босиком в траве, где папа играл когда-то еще совсем мальчишкой.

Пока мы загружаем вещи в грузовик, на котором поедем до железнодорожной станции в Тревисо, кузен Доменик выглядит озабоченным. Он набивает свою трубку табаком с такой силой, будто зол на нее за что-то.

— Что-то случилось, дядя? — спрашиваю его я.

— Я больше никогда вас не увижу, — говорит он.

— Уверена, мы еще встретимся. Или вы приедете к нам в Америку, или мы будем снова вашими гостями.

— Нет, ты молода, тебе не понять. У тебя еще вся жизнь впереди, и поэтому тебе кажется, что для всего в мире есть время. Но я знаю, что этого уже не вернуть никогда. Вы не вернетесь.

Я улыбаюсь Доменику и обнимаю его. У итальянцев есть одна удивительная черта: их настроение так резко меняется. Только что они веселились, а через мгновение уже грустят. «Как можно знать наперед», — хочется мне сказать кузену. Этот месяц был удивительным. К чему такой недовольный вид! Я с легкостью могу такое сказать, потому что до момента встречи с Джоном осталось совсем немного времени.

Роберто размещает последнюю сумку в машине. Доменик, Бартоломея, Орсола и Доменика подходят, чтобы попрощаться с нами.

— А где Эксодус? — словно цыплят, пересчитывая нас по головам, спрашивает мама.

— Мама, — говорит Эксодус каким-то странным голосом. Его сарказм и юмор куда-то улетучились, и им на смену пришел серьезный тон.

— Идем. Мы должны успеть сесть на поезд до отправления самолета.

Мама поворачивается к грузовику, на ее плече висит маленькая сумочка, в другой она держит свой кошелек.

— Мама… я не собираюсь возвращаться, — говорит Эксодус.

Свободной рукой мама хватается за поручень на грузовике:

— Что значит, ты не собираешься возвращаться?

— Я остаюсь здесь, — решительно заявляет он.

— Но как же Нью-Йорк? — спрашиваю я.

Я бы могла представить, если бы на такое решились Орландо или Анджело, но никак не Экс. Который был мне ближе всех.

— А что?

— Это же твой дом! — говорю ему я.

— Нет, мое сердце здесь.

К Эксодусу подходит Орсола, и он продолжает:

— Мы решили пожениться.

— O Dio. [58] — Мама плюхается на скамейку в грузовике. — Антонио Джузеппе, как тебе это нравится?

Нам всем прекрасно известно, что будет дальше, раз уж мама называет папу полным именем. Родители поворачиваются к Эксодусу, а мы отходим в сторону в ожидании взрыва.

— Что ты надумал, Экс? — ласково говорит папа.

— Пап, ну ты же знаешь, что мне нравится работать в «Гросерии» вместе со всеми вами. Но всю жизнь я мечтал жить за городом. Я мечтал о ферме. Я люблю начинать работу вместе с первыми лучами солнца и трудиться до заката. Я создан для этого, для того чтобы выращивать овощи и фрукты, а не продавать их. Мне нравится предзакатная тишина, когда я дою коров. Мне нравится, как мои ботинки утопают в только что вспаханной земле. Не хочу я больше жить среди шума города. Мне нужен покой. — Экс простирает руки, и все мы слышим, как ветер гуляет в пшенице. — Вот моя музыка. Я уверен, что нашел свое дело.

— Но ты мне нужен дома, — тихо говорит папа, глядя сквозь своего сына на бескрайние поля, что лежат за ним.

— У тебя есть еще три сына. И если будет необходимость, ты в любой момент можешь нанять работников со стороны.

Никто из занятых в семейном деле еще никогда не произносил слов «нанять работников со стороны». Считается, что это звучит как оскорбление, потому что весь смысл создания такого места, как «Гросерия», в том, чтобы оставить своим детям прибыльное предприятие, чтобы родственники жили рядом друг с другом и работали вместе.