Я должен был поставить этого чертового осла Рэндольфа на место. Этот дурак все никак не мог понять, что должен вести себя как раб, даже если не чувствует себя таковым. Как он, ко всем чертям, жил на плантациях, прежде чем свалился на мою шею? Нужно быть святым или сумасшедшим, чтобы не видеть и не слышать ничего, что там творится. Теперь же все, что я мог сделать, это играть роль хозяина — доброго, но твердого.
— Ну, хватит, Джордж, — сказал я уверенно, — хватит всего этого. Ложись там, где тебе сказали, неужели ты хочешь отплатить строптивостью за все мое добро к тебе? Ты забыл, что разговариваешь с белым человеком? Ложитесь сейчас же, сэр, говорю я вам! Сию минуту!
Рэндольф вытаращился на меня. Я выразительно посмотрел ему в глаза и у него хватило ума подчиниться, правда, весьма неохотно. Он опустился на палубу и упрямо обхватил колени руками. Надсмотрщик захохотал.
— Если бы этот попрыгунчик был моим, я бы быстро привел его в порядок. Будет лучше, мистер Прескотт, если вы зададите этому негодяю хорошенькую трепку. Сразу станет шелковым. Постельку ему подавай! Иисусе! А может, еще и спинку почесать? Вечные проблемы с этими домашними неграми — покрутившись среди белых, они и себя начинают считать белыми. Пыжатся, что твои павлины, даже самый распоследний из них норовит туда же! Наверняка, когда он был маленький, с ним слишком возились белые леди — уж очень он избалован, скажу я вам. Задайте трепку этому умнику, мистер Прескотт, а то он еще доставит вам массу неприятностей.
Надсмотрщик отошел, бормоча что-то про себя, а Рэндольф чуть улыбнулся.
— Сей джентльмен не лишен воображения. Похоже, когда он был маленький, с ним белые леди не возились. Наверное, он рос среди белых свиней. — Черномазый взглянул на меня. — Нам положено сено. Почему вы не настояли, чтобы он выдал его? Неужели недостаточно, что я прикован цепью, как дикий зверь в клетке, и вынужден питаться помоями? Разве вы не должны защищать меня — вы, кто оставил меня на милость этого белого подонка?!
Я подумал, уж не сумасшедший ли этот парень — не оттого, что он так разговаривал со мной, а из-за тупого упрямства, с которым он ставил под удар роль, что ему приходилось играть. Он был в пяти днях пути от полной свободы, но тем не менее вел себя по-идиотски, привлекая внимание и напрашиваясь на неприятности. Следовало просто пнуть его сапогом, но Рэндольф вел себя так странно, что я забеспокоился. Я огляделся — надсмотрщика нигде не было видно.
— Отойдем в сторонку, — предложил я, а затем продолжил, — неужели вам не хватает ума держать рот на замке, а голову опущенной? Где, черт побери, вы себя воображаете — в Палате Лордов? Вы думаете, что это так уж важно, получите вы солому или нет, платил я за нее или нет? Думаете, я приму вашу сторону против белого человека? Да через пять минут об этом будет говорить весь пароход, глупец вы этакий! Забудьте пока о вашем самомнении, говорите скромно и не ведите себя так чертовски вызывающе, иначе вы так и не увидите Огайо!
— Я не нуждаюсь в ваших советах, — вспыхнул он, — лучше бы вы помнили про обязанности, которые на себя приняли. Ваше дело — доставить нас на Север в полной безопасности, а не кувыркаться с белыми девками!
У меня перехватило дыхание — не от его дерзости, а от того, как быстро распространяются новости среди этих негров. Но что-то в его словах заставило меня забыть свой гнев, меня это даже позабавило:
— А что, Самбо, — бросил я, — завидуешь?
Если бы взглядом можно было убить, мой труп уже валялся бы у его ног.
— У меня нет слов, чтобы выразить свое презрение к вам или определить, с чем вы… вы у меня ассоциируетесь, — наконец, проговорил он дрожащим голосом. — Но я не позволю вам подвергать опасности мое освобождение. Эта свинья надсмотрщик, возможно, специально провоцировал меня, в то время как вы предавались пороку. Ваша задача — проводить меня до Канады, и это главное!
Я понял, что подобное высокомерие не пронять ни разумными доводами, ни насмешками, так что уперся руками в колени и резко наклонился прямо к нему:
— Все сейчас имеет значение, ты, черная дворняжка! Я тебе это уже не раз говорил, поэтому придержи свои обезьяньи вопли и отвечай только «Да, масса», как только к тебе обратится кто-нибудь из белых. Только так ты сможешь добраться до Канады — может быть, сможешь. — Я погрозил ему кулаком. — У тебя, видимо, не хватает мозгов в твоем мартышечьем черепе, чтобы понять, что выкидывание штучек вроде сегодняшней — самый верный путь подставить всех нас! Если ты этого не понимаешь, то, клянусь Богом, я тебя научу! Я последую совету этого надсмотрщика, мистер Рэндольф, и задам вам трепку. С вашей спины сорвут пару фунтов мяса сыромятной плетью, мистер Рэндольф! Возможно, тогда вы и поумнеете.
Если вы полагаете, что квартерон не может покраснеть от ярости, то вы заблуждаетесь.
— Вы не осмелитесь! — воскликнул он исступленно. — Меня! Вы, вы…
— Думаете, нет? Не рискуйте своей черной задницей, ставя на это, Джордж, или от нее может остаться лишь половинка. И что ты будешь делать? Заорешь, что, мол я — беглый негр, а этот человек тайком везет меня в Канаду? Подумай над этим, Джордж, и наперед будь умнее.
— Вы… вы мерзавец! — зашипел он. — Про это будет доложено, как только я достигну Цинциннати — вся «Подземка» узнает о том, что за негодяю они доверили…
— Да заткнись ты! Я и гроша ломаного не дам за всю «Подземку». А если бы ты не был прирожденным идиотом, то лучше бы даже и не вспоминал это слово. «Когда я достигну Цинциннати». Да ты вообще не попадешь туда, если я этого не захочу, — так что, если ты не умеешь быть благодарным, Рэндольф, то поберегись! Итак, сейчас же подбери сопли, закрой рот и марш к своим собратьям, да поживей! Попробуй только еще поспорь со мной или с надсмотрщиком — и, клянусь, я живо велю ободрать тебя кошками. Пошел вон, ниггер!
Он стоял, пот стекал по его лицу, а грудь тяжело вздымалась от гнева. С мгновение мне казалось, что Рэндольф бросится на меня, но он изменил свои намерения.
— Однажды, — почти спокойно процедил он, — вы горько об этом пожалеете. Вы посмели издеваться надо мной, когда у меня были связаны руки. Вы оскорбили меня, усилили мое унижение. Бог мне свидетель — вы за это заплатите.
Как видите, с ним было не договориться. Я уже хотел было кликнуть надсмотрщика, растянуть и выбить из мастера Джорджа все его высокомерие — хотя бы только для того, чтобы получить удовольствие, слушая его вопли. Но с таким нежным цветочком никогда не знаешь, куда может зайти дело, если перестараться. В нем было столько злости и самонадеянности, что я просто раскурил сигару, размышляя, как бы уязвить его еще больше.
— Сомневаюсь, что мне придется платить за это, — наконец, произнес я, — но даже если и так, то ты этого точно не увидишь. — Я выпустил струю дыма ему в лицо. — А сам ты вообще никогда не сможешь расплатиться за эту поездку, усек?
Прежде чем он успел что-то ответить, я отвернулся и отошел, оставляя его переваривать эту простую истину, которая, как я понял, раздражала его больше всего. Это еще больше разогреет в нем желчь, однако я все же сомневался, что мои угрозы окажут желаемое воздействие на его поведение. Ну, что ж, если так, то я выполню их, и он приедет в Канаду со свежими рубцами на спине, которые сможет показывать на своих лекциях в обществе по борьбе с рабством.