Он нахмурился и стряхнул пепел со своей дурацкой бороды, спускавшейся до середины груди.
— Причем тут она, и что, черт побери, вас с ней связывает?
— О, совершенно ничего, милорд, — заверяю я. — Дело в том, что на следующей неделе она будет выступать на сцене Театра Ее Величества, замаскировавшись под знаменитую испанскую танцовщицу. Донья Лола Монтес, так она себя называет, и представляется уроженкой Севильи. Предерзостный подлог.
Лорд переваривал услышанное, я же наблюдал, как работает его грязный умишко.
— Откуда вы узнали? — говорит он.
— Видел ее на репетиции, — отвечаю. — И никаких сомнений нет — это Розанна Джеймс.
— И почему это должно меня заинтересовать?
Я пожал плечами, он же спросил, какую цель преследую я, сообщая ему про это.
— Ах, уверен, вам захочется поприсутствовать на ее первом представлении — дабы засвидетельствовать свое почтение старой знакомой, — отвечаю я. — А коли так, я прошу вас предоставить мне место в вашей свите. По отношению к ней меня обуревает та же страсть, которую, без сомнения, испытывает и ваша светлость.
Он понял меня.
— А вы на редкость мерзкий тип, — говорит он. — Почему бы вам самому не развенчать ее — ведь именно этого вы добиваетесь, не так ли?
— Убежден, что ваша светлость наделена даром к таким вещам. Кроме того, вас все знают, в то время как меня… — Мне вовсе не хотелось оказаться в центре скандала, но в то же время я намеревался быть в первых рядах зрителей грядущей потехи.
— Значит, я должен сделать за вас грязную работу? Так, так…
— Вы пойдете?
— Вас это не касается, — говорит он. — Всего хорошего.
— Могу я прийти?
— Дорогой сэр, не в моих силах запретить вам ходить куда нравится. Зато строго-настрого запрещаю вам обращаться ко мне на публике.
И лорд повернулся на другой бок, спиной ко мне. Но я ликовал: он наверняка пойдет и развенчает «донью Лолу». У него имелся к ней свой счет, и к тому же он был из того сорта людей, которые способны на такие вещи.
Будьте уверены, как только фешенебельный сброд прибыл в следующий понедельник в театр Ее Величества, подкатили две кареты с лордом Ранелагом и его свитой. Я был тут как тут, встретив его у дверей. Лорд заметил меня, но ничего не сказал, и мне позволили пройти в большую ложу, снятую Ранелагом как раз напротив сцены. Некоторые из его друзей окинули меня высокомерными взглядами, и я скромно устроился в задней части ложи, в то время как его светлость вместе с приятелями расположились впереди. Они громко разговаривали и смеялись, чтобы все могли заметить, какие они невежи.
Общество собралось представительное — совсем не по масштабам оперы, которой оказался «Севильский цирюльник». Я был поражен рангом присутствующих: вдовствующая королева, разместившаяся в королевской ложе с парой иностранных князьков; старый Веллингтон, морщинистый, но зоркий, вместе со своей герцогиней; министр Бругам; баронесса Ротшильд; бельгийский посол граф Эстергази, и многие другие. В общем, все великосветские распутники тех лет, и я не сомневался, что в театр их привлекла совсем не музыка. Гвоздем вечера была Лола Монтес, и весь партер говорил только о ней. Ходили слухи, что на частных вечеринках высшей испанской знати она танцевала нагишом, еще говорили, что ей одно время довелось быть первой красавицей турецкого гарема. О да, к моменту, когда открылся занавес, все пребывали в высшей степени возбуждения.
Не стану скрывать: в моем представлении лучшим театром является мюзик-холл — полуголые девицы и низкопробные комедии — вот мой стиль, а все эти ваши драмы и оперы наводят на меня смертную тоску. Так что «Севильского цирюльника» я нашел совершенно невыносимым: жирные итальянцы орут во все горло, а ни слова не понятно. Я малость почитал программку, и счел рекламные объявления намного более интересными, чем происходящее на сцене. «Анатомические дамские корсеты миссис Родд придадут вашей фигуре невероятную симметричность». «Да уж, — подумал я, — примадонна из „Цирюльника“ много выиграла бы от знакомства с изделиями миссис Родд». Еще расхваливались патентованные клизмы, которыми якобы пользовались все знаменитости во время путешествий. Не мне одному, как я подметил, опера показалась скучной: в партере раздавались зевки, а Веллингтон (сидевший рядом с нашей ложей) даже всхрапнул, пока герцогиня не ткнула его локтем в бок. Потом закончился первый акт, и после того, как смолкли аплодисменты, все затихли в ожидании. Оркестр заиграл бодрую испанскую мелодию, и Лола (или Розанна) в драматическом па выпорхнула на сцену.
Я не специалист по танцам: артистки, а не артистизм — вот что меня привлекает. Но мне показалось, что танцевала она чертовски здорово. Ее поразительная красота заставила партер затаить дыхание. На ней был черный лиф с таким низким вырезом, что груди ее постоянно подвергались риску выскочить наружу, а коротенькая алая юбочка демонстрировала ножки в самом выгодном ракурсе. Белоснежная шея и плечи, угольно-черные волосы, сверкающий взгляд, алые губы, сложенные в почти презрительную улыбку, — эффект был самый потрясающий и экзотический. Вам знакомы эти будоражащие испанские ритмы: она раскачивалась, изгибалась и отбивала чечетку с пленяющей страстностью, и зрители сидели ни живы ни мертвы. В ней одновременно читались и призыв и вызов: думаю, ни один цензор не смог бы счесть хоть один жест или па предосудительным, но общий эффект танца был именно таков. Она словно говорила: «Возьми меня, если посмеешь», и все мужчины в зале буквально раздевали ее глазами. О чем думали женщины, мне не известно, но полагаю, они столько же восхищались ею, сколь и ненавидели. [XVI*]
Когда она резко завершила танец, притопнув под финальный звон цимбал ножкой, театр взорвался. Зрители вопили и хлопали, она же застыла на секунду, словно статуя, гордо глядя на них, и упорхнула со сцены. Аплодисменты были просто оглушительными, но Лола так и не показалась, и под вздохи и стоны занавес раздвинулся. Начался новый акт оперы, и эти чертовы макаронники загорланили опять.
Все это время Ранелаг просидел в своем кресле, не сводя с нее глаз, но не произнеся ни слова. На оперу он не обращал ни малейшего внимания, но когда Лола вышла исполнять второй танец, оказавшийся еще более зажигательным, нежели первый, лорд без стеснения стал пристально рассматривать ее через бинокль. Все, разумеется, делали то же самое в надежде, что ее лиф разойдется, и это, похоже, могло случиться в любой момент, но когда овация, еще более мощная, стихла, Ранелаг так и не опустил бинокля. Когда Лола исчезла, лорд озадаченно нахмурился. Дело шло к разоблачению, как пить дать, и когда она появилась, играя веером, в третий раз, я услышал, как Ранелаг сказал своему соседу:
— Смотрите за мной внимательно. Я кое-что скажу, и мы здорово повеселимся.
Она кружилась в танце, демонстрируя большую часть своих бедер, и изгибалась в такт движениям веера, и стоило ей закончить, как поднялась настоящая буря восторгов: на сцену полетели букеты, люди вскакивали с мест и аплодировали стоя. Лола в первый раз улыбнулась, и кланяясь и рассылая воздушные поцелуи, попятилась к кулисам. И тут из нашей ложи раздался оглушительный свист, и овация постепенно смолкла. Она повернулась и обратила в нашу сторону яростный взгляд, а поскольку свист становился все громче, остальной театр разразился криками возмущения. Зрители вытягивали шеи, стараясь понять, что происходит. Тут Ранелаг вскакивает — черная борода и элегантное пальто делали его фигуру весьма импозантной — и выкрикивает во весь голос: