— Надеюсь, что так, — говорит он. — Только я не очень уверен.
— Отправляйтесь вы к черту! — говорю ему я.
Он отвернулся, и процедил сквозь зубы:
— Только после вас.
III
Одна из трудностей, с которой сталкиваешься, когда пишешь мемуары, состоит в том, что события в них не развиваются плавно, как в романе или пьесе. Я уже описал свою встречу с Розанной Джеймс и Отто, но до того момента, как в конце года мне попалось на глаза объявление в «Таймс» о ее разводе с капитаном Джеймсом, я, на протяжении нескольких месяцев, не слышал о ней ни слова. Что же до Бисмарка, то до очередной радости лицезреть его физиономию прошли годы, впрочем, можно сказать, и пролетели.
Здесь придется пропустить несколько месяцев до моей новой встречи с Розанной, которая состоялась благодаря присущей мне долгой памяти и неодолимому желанию платить по старым счетам. В гроссбухе Флэши она проходила по графе «должники», и едва появился шанс сквитаться с ней, я тут же за него ухватился.
Случилось это следующим летом. Я все еще был в Лондоне, по официальной версии дожидаясь, пока дядя Биндли из Конной гвардии подыщет мне какое-нибудь местечко, а на деле слоняясь по городу и ведя развеселую жизнь. Она не была такой веселой, как прежде, поскольку хотя я все еще считался чем-то вроде идола в военных кругах, блеск моей персоны начал потихоньку меркнуть. Вчерашние герои быстро выходят из моды, и хотя мы с Элспет не испытывали недостатка в приглашениях в течение этого сезона, мне начало казаться, что принимают нас уже не так радушно, как раньше. Я уже не владел безраздельно вниманием присутствующих, кое-кто начинал морщиться, если мне доводилось упоминать про Афганистан, а на одной ассамблее до меня донеслись слова какого-то малого: ему-де уже настолько знаком каждый проклятый камень в форте Пайпера, что он мог бы водить экскурсии по этим развалинам.
Это я просто к слову, но в том одна из причин, почему жизнь в последующие месяцы казалась мне все более однообразной, и почему я с такой готовностью ввязался в представившуюся при первой возможности авантюру.
Уже точно и не помню, что именно привело меня тем майским вечером в один из театров на Хаймаркете: то ли это была актриса, то ли акробатка, за которой я тогда ухлестывал. Да, наверное, она. Как бы то ни было, я болтался во время репетиции среди гентов и мунеров и заметил женщину, упражняющуюся в танцах на другом конце сцены. [XV*] Мое внимание привлекла ее фигура, поскольку на ней был обтягивающий костюм, который носят балерины; пока я восхищался ее ножками, она повернулась в профиль, и, к своему изумлению, я узнал Розанну.
У нее была новая прическа, с пробором посередине и перехваченным косынкой пучком на затылке, но лицо и фигуру я не мог не узнать.
— Классная штучка, а? — говорит один из мунеров. — Говорят, что Ламли — это ее менеджер — заплатил за нее целое состояние. Ей-богу, на его месте я, наверное, сделал бы то же самое.
Ого, думаю про себя, любопытно. И как бы невзначай спрашиваю у мунера, кто она такая.
— Как, вы не знаете? — восклицает он. — Это же новая танцовщица. Похоже, эта опера приносит не слишком много звона, так что Ламли выписал ее специально для танцевальных интермедий между актами. Считает, что она станет настоящим гвоздем программы, и, глядя на эти ножки, я готов с ним согласиться. Посмотрите-ка.
И он вручил мне отпечатанную афишу. В ней значилось:
ТЕАТР ЕЕ ВЕЛИЧЕСТВА
Особое представление
Мр. Бенджамин Ламли имеет честь сообщить,
что между актами оперы
донья Лола Монтес из Театро Реаль в Севилье
будет иметь честь дать первое свое представление
в Англии,
выступив с оригинальным испанским танцем
«Эль Олеано».
— Ну, разве она не прелесть? — заявляет мунер. — Боже, гляньте какие прыжки!
— Так это донья Лола Монтес, значит? — говорю я. — И когда же она выступает?
— Премьера на следующей неделе. Не удивлюсь, если будет целое столпотворение. Ах, прекрасная Лола!
Так-так, я никогда не слышал о Лоле Монтес, но чувствовал, что в этом деле стоит разобраться. Поболтав с одним-другим, я пришел к выводу, что благодаря настойчивому старанию Ламли, о его новом оригинальном приобретении уже судачит добрая половина города. Критики авансом расточали свои похвалы «прекрасной Андалузске», предрекая ей грандиозный успех, и никому не приходило в голову, что она вовсе не прирожденная испанка. Но я-то знал, поскольку был достаточно близок с Розанной Джеймс, чтобы не сомневаться.
Поначалу это меня просто развлекало, но потом мне пришло в голову, что это небом данная возможность свести с ней счеты. Если разоблачить ее, открыв, кто она на самом деле, вот это будет удар! Будет знать, как метать во Флэшмена ночные вазы. Но как лучше это сделать? Я пораскинул мозгами, и в пять минут нашел способ.
Из наших разговоров в ту сладострастную неделю мне припомнилось имя лорда Ранелага, который уже в то время был одним из самых влиятельных парней в городе. Розанна любила болтать про своих воздыхателей, а он был среди тех, кого она отвергла, даже отшила, вернее сказать. Я знал его только понаслышке, поскольку он был жутко надменным и не водил знакомства даже с такими героями как Флэшмен, если они не принадлежали к высшему сословию. Но судя, по всему, лорд был первоклассной свиньей, а значит, именно тем, кто мне нужен.
Я проследил лорда до его клуба, проскользнул внутрь, когда швейцар зазевался, и разыскал Ранелага в курительной комнате. Он возлежал на кушетке, попыхивая сигарой и надвинув шляпу на брови. Я перешел прямо к делу.
— Лорд, Ранелаг, — говорю я. — Здравствуйте. Меня зовут Флэшмен.
Он чертовски надменно окинул меня взором из-под полей шляпы.
— Не имею чести знать, — говорит. — Всего хорошего.
— Нет, нет, вы меня знаете, — отвечаю я. — Гарри Флэшмен, к вашим услугам.
Лорд немного сдвинул шляпу на лоб и воззрился на меня, как на некую диковину.
— Ах, — фыркает он наконец, — Афганский воитель. И в чем же дело?
— Я взял на себя смелость обратиться к вашей светлости, — говорю, — так как у нас с вами имеются общие знакомые.
— Не уверен, — цедит он сквозь зубы, — что такие могут найтись. Разве что вы свели знакомство с кем-то из моих грумов.
В ответ я весело рассмеялся, хотя мне хотелось от души пнуть его ногой в аристократический зад. Но он был мне нужен, так что приходилось заниматься подхалимажем.
— Недурно, недурно, — щебечу я. — Однако речь идет о леди. И мне кажется, она вам небезразлична.
— Вы что, сутенер, что ли? Если так, то…
— Нет, нет, милорд, вовсе нет. Но, возможно, вам доводилось слышать о миссис Джеймс, миссис Элизабет Розанне Джеймс?