Флэшмен - читать онлайн книгу. Автор: Джордж Макдональд Фрейзер cтр.№ 3

Я покинул школу на следующее утро: уехал в двуколке, уложив наверх свои вещи. Подозреваю, что картина моего отъезда доставила многим немалую радость. Уж фагам-то точно. В свое время я им устроил веселую жизнь. И представляете, кто ждал меня у ворот? Не кто иной, как этот крепыш Скороход Ист. [4] Сначала я решил, что тот пришел поиздеваться, но все обернулось по-другому. Он даже протянул мне руку.

— Сожалею, Флэшмен, — заявляет он.

Я спросил, о чем это он сожалеет, проклиная про себя его наглость.

— Сожалею, что тебя исключили, — отвечает Ист.

— Врешь ты все! — говорю я. — А сожаление свое засунь, куда подальше.

Он посмотрел на меня, развернулся на каблуках и ушел. Теперь-то я знаю, что был несправедлив к нему тогда. Бог знает почему, но его сожаление было искренним. У него не было причин любить меня, и на его месте я бы подбрасывал в воздух кепку и кричал «ура». Но он был добряком — одним из этих убежденных идиотов Арнольда, мужественным маленьким человечком, преисполненным, разумеется, всякой там добродетели, которую так обожают школьные учителя. Как он был дураком тогда, так и остался им двадцать лет спустя, когда умирал в пыли Канпура, с торчащим из спины сипайским штыком. Доблестный Скороход Ист! Вот и все, что получил он за свое благородство и хваленую добродетель.

Я решил не мешкать по дороге домой. Зная, что отец в Лондоне, мне хотелось как можно быстрее покончить с неприятной обязанностью и поставить его в известность о моем изгнании из Рагби. Поэтому, не дожидаясь багажа, я отправился в город верхом, наняв по случаю лошадь в «Джордже». Я принадлежу к людям, которые садятся в седло раньше, чем научатся ходить. Воистину, искусство наездника и способность с налету схватывать иностранные языки можно было назвать единственными дарами, доставшимися мне от рождения, и очень часто они оказывали мне хорошую службу.

Итак, я направился в город, ломая голову над тем, как отец воспримет «добрые» вести. Он был тот еще фрукт, «сатрап», как я его прозвал, и мы всегда подозрительно относились друг к другу. Папаша, понимаете ли, был внуком набоба. Старый Джек Флэшмен, сделав в Америке состояние на роме и рабах (не удивлюсь также, если он промышлял и пиратством), обзавелся имением в Лестершире, где мы с тех пор и обитаем. Но, несмотря на свои денежные мешки, Флэшмены так и не вышли в свет. «Поколения сменяли поколения, но дерюга по-прежнему просвечивалась под фраком, словно навоз под розовым кустом», как сказал Гревилль. [5] Иными словами, пока другие семьи набобов стремились перевести количество в качество, наша здесь ничего не достигла, потому что оказалась неспособна. Мой отец первым сделал выгодную партию, поскольку матушка моя была из Пэджетов, сидящих, как всем известно, одесную от Господа. Поэтому он приглядывал за тем, как я проявлю себя. До смерти матери мы виделись нечасто, поскольку отец проводил время в клубах или охотничьем домике — иногда лисы, но по большей части — женщины, — но после того как он овдовел в нем проснулся интерес к своему наследнику, и чем больше мы узнавали друг друга, тем сильнее становилось взаимное недоверие.

Полагаю, на свой манер он был неплохим малым, крепко сложенным и с огненным темпераментом, что не слишком скверно для сельского сквайра, имеющего достаточно денег, чтобы получить доступ в Вест-Энд. В молодые годы он даже заработал некую славу, выстояв несколько раундов против Крибба, хотя мне сдается, что Чемпион Том [6] дрался не в полную силу, за что получил наличными. Полгода отец проводил в городе, полгода в деревне, содержал дорогой дом, но отошел от политики, оказавшись на ее задворках после Реформы. [7] Что его занимало, так это бренди и зеленое сукно, да еще охота — как того, так и другого вида.

Так что я не с легким сердцем поднялся по ступенькам и постучал в дверь. Освальд, дворецкий, поднял крик, увидев, кто стоит перед ним, и это привлекло прочих слуг — без сомнения, они чуяли скандал.

— Мой отец дома? — спросил я, подавая Освальду сюртук и развязывая шейный платок.

— Ваш батюшка? А как же, мистер Гарри! — вскричал Освальд, расплываясь в улыбке. — Он сейчас в салоне! — Он распахнул дверь и гаркнул:

— Мистер Гарри вернулся, сэр!

Отец, развалившись, лежал на канапе, но, увидев меня, вскочил. В руке он держал стакан, а лицо его полыхало краской, но и то и другое было столь привычным, что трудно было сказать, пьян он или нет. Поглядев на меня некоторое время, он таки поприветствовал своего отпрыска:

— И какого черта ты тут делаешь?

В любой другой день я был бы обескуражен таким приемом, но не сегодня. В комнате была женщина, и она привлекла мое внимание. Стройная, красивая, пикантная штучка, каштановые волосы собраны на затылке, а взгляд будто говорил: «подойди и возьми меня». «Это новенькая», — подумал я, вспомнив о череде его «мадмуазелей», которые менялись чаще, чем часовые у Сент-Джеймского дворца.

Она глядела с ленивой, полунасмешливой улыбкой, заставившей меня вздрогнуть и одновременно устыдиться моего школьного костюма. Но я взял себя в руки и не промедлил с ответом на вопрос.

— Меня исключили, — сказал я, настолько спокойно, насколько мог.

— Исключили? Ты хочешь сказать, выгнали? И за что же, черт вас побери, сэр?

— По преимуществу за пьянство.

— По преимуществу? Боже милосердный!

Он сделался пунцовым и стал переводить глаза то на меня, то на женщину и обратно, словно пытаясь осознать нечто. Ее, похоже, это забавляло, но видя, что старый пень вот-вот вспыхнет, я поспешил познакомить его с подробностями случившегося. Рассказ был достаточно правдивым, разве что про разговор с Арнольдом я малость загнул: послушав меня, вы бы пришли к выводу, что я молодец хоть куда. Видя, что дама с интересом смотрит на меня, я вдохновенно импровизировал, что было, конечно, весьма рискованно, имея дело с нашим сатрапом, особенно в его теперешнем настроении. Но, к моему удивлению, все сошло гладко. Да и понятно: Арнольд ему тоже никогда не нравился.

— Ну, хорошо, черт побери! — заявил он, когда я закончил, и налил себе еще. Он не улыбался, но чело его разгладилось. — Эх, ты, щенок! Хорошенькое положеньице, право слово. Изгнан с позором, клянусь богом! Тебя не выпороли? Нет? Я бы располосовал тебе спину. Впрочем, может, я так и сделаю, проклятье!