— Наконец-то мы одни! — заметил он, слегка потягиваясь.
— Ну да, — мрачно кивнула Амелия. — Если не считать всех этих охранников снаружи, то да — мы одни.
— Считай, что это неизбежное зло.
— Мальчики спят?
— Понадобилось целых две сказки, чтобы их усыпить. У меня даже в горле пересохло.
— Спасибо.
— Не за что.
— Они не спрашивали про… про Стеф?
— Грант упомянул о ней в разговоре, но как-то… вскользь, мимоходом. Специально никто о ней не расспрашивал.
— Странно. Я думала — им будет интересно, куда она подевалась.
Доусон пожал плечами.
— Они всего-навсего дети, — сказал он с философским видом. — Для них даже два дня — довольно большой срок. К тому же они отвлеклись…
— Намекаешь на свое присутствие?
— Кто-то ведь должен был заполнить пустое место.
— Ну, дело не только в этом…
Она включила электрический чайник, исподтишка поглядывая на него. Доусон чувствовал себя довольно-таки неловко в ее уютной семейной кухне, и это бросалось в глаза. Глиняная вазочка для печенья в форме медведя, детские рисунки, прилепленные к холодильнику магнитами с диснеевскими персонажами, потрепанные кулинарные книги на полке (сразу было видно, что они здесь не для красоты, что ими пользуются) — все это было ему не то что чуждо — дико и непривычно. Ничего подобного в его собственной квартире не было, да и быть не могло.
Амелия жестом пригласила его к столу:
— Садись. К сожалению, перед вашим приездом я повыбрасывала все, что могло испортиться, так что могу предложить только чай в пакетиках или какао.
— Не извиняйся. В моей квартире в Александрии не найдется и этого. «На свете старушка спокойно жила» и тому подобная дребедень из собрания Матушки Гусыни, — процитировал он. — Так вот, это не про меня.
— Ты знаешь детские стишки?
— Мама мне часто их читала. Этот я запомнил.
— Твои родители тоже живут в Виргинии?
— Нет. — Доусон в нескольких словах рассказал ей об автомобильной аварии, унесшей жизни его матери и отца. — Знаешь, многие родители постоянно твердят своим детям, чтобы они были осторожнее за рулем. Мои отец с матерью ужасно боялись, что я попаду в аварию. Это был их навязчивый кошмар, но вышло как раз наоборот: они погибли, а я жив… И получилось все как-то глупо. Они возвращались в воскресенье вечером из кино — по улице, по которой до этого проезжали, наверное, миллион раз. Водитель встречной машины вильнул в сторону, чтобы разминуться с выбежавшей на дорогу кошкой, потерял управление и вылетел на встречную полосу… Вот так все и случилось.
— Сочувствую, — тихо проговорила Амелия.
— Виновник аварии не получил ни царапины. Во всяком случае, тот водитель остался жив. Кошка тоже не пострадала, а вот мои родители… Знаешь, Хедли воспринял их гибель почти так же тяжело, как я. Мой отец и он дружили еще со школы.
— То есть Хедли действительно твой крестный? Это не… не фигура речи?
— Действительно. Когда меня крестили, он держал меня на руках. Правда, Хедли утверждает, что крещение не достигло цели, — я нисколечко не стал лучше.
Амелия негромко рассмеялась.
— Я заметила, что вы действительно очень близки.
— Но иногда он бывает довольно занудлив. Совсем как настоящие родители.
— Мне с моим отцом порой тоже бывало нелегко, но его советы в большинстве случаев оказывались правильными.
При этих словах она заметно погрустнела, и Доусон, развернувшись на стуле, полез в карман висевшей на спинке куртки.
— Эй, смотри-ка, что у меня есть! — сказал он, выуживая из кармана шоколадный батончик. — Сегодня утром я взял его в мини-баре в своем номере и совершенно про него забыл. Хочешь?..
— Нет, спасибо. Я не голодна.
— Не голодна? Когда ты ела в последний раз?
Амелия задумалась, и Доусон кивнул:
— Я так и думал. Ладно, давай поделим пополам. От него не потолстеешь, зато он даст тебе силы…
Засвистел вскипевший чайник, и Доусон сказал, что предпочитает какао. Амелия приготовила ему большую кружку горячего напитка и села напротив.
— Извини, но ничего более крепкого у меня нет. Даже вина.
— Это не важно. Я теперь не пью. Из-за тебя.
— Из-за меня?
Он слегка наклонил голову и посмотрел ей в глаза.
— Ты сказала, что ни алкоголь, ни лекарства не решат мою проблему. И после этого виски и таблетки перестали на меня действовать.
Амелия покачала головой:
— Не думаю, что дело действительно может быть в чем-то, что я сказала или не сказала. Просто ты снова ведешь расследование, и новая цель держит тебя в тонусе. Ты пришел в себя.
— Может быть. Или меня изменила проведенная в тюрьме ночь… Только не проси меня послать Такеру благодарственную открытку.
— Почему вы так друг друга невзлюбили?
Доусон пожал плечами:
— Он возненавидел меня с первого взгляда. Понятия не имею почему.
— Зато я знаю. Ты выше его на полторы головы.
— Думаешь, дело в этом? — Он ухмыльнулся, но сразу же посерьезнел. — Когда Такер… подверг сомнению твою порядочность, я хотел его ударить. Чуть было не вмазал.
— Теперь это совершенно не важно. Думаю, каждый сотрудник Шерифской службы уже знает, что в то утро, когда Такер с напарником приехали сообщить мне о гибели Стеф, я была с тобой… В смысле у тебя в доме, — поправилась она и, поднявшись, взяла с кухонной стойки свой чай, а затем снова вернулась на прежнее место напротив него. Доусон же развернул шоколадный батончик, разломил пополам и протянул ей половину.
Амелия откусила кусочек, сделала глоток чаю и окинула его внимательным взглядом.
— Скажи, Доусон… что ты здесь делаешь?
— Пью какао, — тут же ответил он.
— Я имела в виду — зачем ты здесь.
Не зная, что́ ответить, он довольно долго молчал, потом спросил негромко:
— Хочешь, чтобы я ушел?
Амелия несколько раз окунула в кипяток пакетик с заваркой — и оставила плавать.
— Мы знаем друг друга всего несколько дней, — сказала она. — К тому же у меня сейчас чертовски трудное время. И я никак не могу понять, почему ты до сих пор здесь и почему…
— Я и сам дорого бы дал, чтобы это узнать, — произнес Доусон. — Можешь мне поверить: сам я ничего подобного и в мыслях не держал. — Несмотря на шутливый тон, он говорил вполне серьезно, и Амелия невольно удивилась его словам.
— Чего именно ты не предполагал?