Мари вгляделась в блюдо.
Энчилад было шестнадцать.
Мари взялась за нож и вилку, чтобы взять себе одну, однако вдруг замешкалась. Поместила нож и вилку по обеим сторонам своей тарелки. Окинула глазами расписанные стены, потом посмотрела на мужа, перевела взгляд на энчилады.
Шестнадцать. Одна к одной. Длинный ряд, плотно уложенный.
Мари принялась считать.
Одна, две, три, четыре, пять, шесть.
Джозеф взял одну энчиладу и положил в рот.
Шесть, семь, восемь, девять, десять, одиннадцать.
Мари опустила руки на колени.
Двенадцать, тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать. Подсчет закончился.
— Я не хочу есть, — сказала Мари.
Джозеф положил перед собой еще одну энчиладу. Начинка была завернута в тонкую, как папирус, кукурузную лепешку. Лепешка была нежная. Джозеф поочередно разрезал их одну за другой и совал в рот. Мари мысленно пережевывала энчилады вместе с Джозефом — крепко зажмурив глаза.
— Что с тобой? — спросил Джозеф.
— Ничего, — ответила Мари. Оставалось еще тринадцать энчилад: они походили на крохотные тючки или свитки.
Джозеф съел еще пять.
— Я что-то неважно себя чувствую, — сказала Мари.
— Поешь — станет лучше.
— Не хочу.
Джозеф покончил с энчиладами, потом открыл кулек и вынул оттуда один из полураздавленных черепов.
— Может, не здесь? — спросила Мари.
— Почему бы нет? — Джозеф поднес к губам сахарную глазницу, откусил. — Неплохо, неплохо, — заметил он, распробовав. Кинул в рот еще кусочек черепа. — Совсем неплохо.
Мари взглянула на череп, который Джозеф жевал, увидела имя, на нем выведенное.
Мари.
Просто диво, как споро Мари помогла Джозефу упаковаться. В спортивной кинохронике показывают прыжки в воду: если прокрутить ленту назад, то прыгун мгновенно, описав в воздухе причудливую обратную дугу, благополучно вновь приземляется на трамплине. Вот и сейчас, на глазах у Джозефа, платья и костюмы по собственной воле влетали в баулы и чемоданы; шляпы, будто птицы, стрелой устремлялись в круглые яркие шляпные картонки; туфли и ботинки вереницей спешили по полу и, точно мыши, сами собой прыгали в саквояжи. Чемоданы с шумом захлопывались, щелкали замки, поворачивались ключи.
— Ну вот! — крикнула Мари. — Все готово!
— В рекордно короткое время, — добавил Джозеф.
Мари двинулась к выходу.
— Погоди, я помогу, — сказал Джозеф.
— Да нет, мне не тяжело.
— Но не тебе же таскать тяжести. Ты сроду и не таскала. Я вызову посыльного.
— Чепуха! — Мари, с трудом волочившая за собой чемоданы, едва переводила дыхание.
За дверью мальчишка-посыльный перехватил у нее чемоданы:
— Senora, por favor!
[34]
— Мы ничего не забыли? — Джозеф заглянул под обе кровати, вышел на балкон, оглядел площадь, вернулся в номер, зашел в ванную, проверил шкафчик над умывальной раковиной. — Вот! — В руках он держал какой-то предмет. — Ты забыла свои часы.
— Неужели? — Мари торопливо надела их на руку и шагнула за дверь.
— Не знаю, не знаю… — проворчал Джозеф. — Какого черта нужно трогаться с места, когда вечер на носу?
— Сейчас только половина четвертого. Всего лишь половина четвертого.
— Не знаю, не знаю, — с сомнением повторил Джозеф.
Он еще раз напоследок оглядел комнату, вышел в коридор, захлопнул и запер дверь и спустился по лестнице, побрякивая ключами.
Мари ждала его уже в машине, удобно устроившись на сиденье: свернутое пальто лежало у нее на коленях, а руки в перчатках лежали сверху. Выйдя из гостиницы, Джозеф проверил вещи, сгруженные в багажник, подошел к передней дверце и постучал пальцем в окошечко. Мари открыла дверцу, и Джозеф уселся за руль.
— Ну, наконец-то — в путь! — со смехом воскликнула Мари.
Щеки у нее разгорелись, глаза лихорадочно блестели. Она подалась вперед, словно этим движением могла заставить машину весело покатиться вниз по склону.
— Спасибо тебе, дорогой, что разрешил мне вернуть деньги, которые ты предварительно уплатил за наш номер. Уверена, что сегодня вечером в Гвадалахаре нам будет гораздо лучше, спасибо!
— Угу, — промычал Джозеф.
Он вставил ключ зажигания и нажал на стартер.
Мотор не завелся.
Джозеф снова надавил на стартер. Губы Мари болезненно дрогнули.
— Мотор надо прогреть, — заметила она. — Ночью было холодно.
Джозеф сделал еще одну попытку. Толку никакого.
Руки Мари бессильно упали на колени. Джозеф пытался завести мотор еще шесть раз — безрезультатно.
— Так, — произнес он, откинувшись на спинку сиденья.
— Попробуй еще разок, сейчас заработает, — попросила Мари.
— Бесполезно. Там какая-то поломка.
— Ну же, попробуй еще разок.
Джозеф попробовал.
— Мотор заведется, я уверена, — настаивала Мари. — Зажигание включено?
— Зажигание включено. Да-да, включено!
— Не похоже, что оно включено.
— Включено, видишь? — Джозеф продемонстрировал ей это поворотом ключа.
— Ну так давай, пробуй.
— Пробуй, пробуй! — пробормотал Джозеф, когда по-прежнему ничего не вышло. — Я же тебе говорил.
— Ты не так это делаешь, еще немножко — и сейчас мотор бы завелся! — вскричала Мари.
— Посадим аккумулятор — и черта лысого его здесь достанешь!
— Ну и пускай. Я уверена, сейчас все получится!
— Раз ты такая умная, пробуй сама! — Джозеф выскочил из машины и указал Мари на водительское место. — Давай валяй.
Мари, закусив губу, уселась за руль. Руки ее двигались, будто совершая некий мистический ритуал, призванный одолеть силу притяжения и трения, а заодно одержать победу над всеми законами природы. Она изо всех сил надавила на стартер босоножкой. Мотор хранил торжественное молчание. Сквозь стиснутые зубы у Мари вырвался стон. Она вдавила стартер до упора, а когда задергала дроссельную заслонку, по салону распространился явственный запах.
— Ну вот, ты перезалила карбюратор! — воскликнул Джозеф. — Отлично! Давай-ка пересаживайся на свое место.
Джозеф подозвал трех мальчишек, и они принялись толкать машину под гору. Джозеф прыгнул на сиденье и взялся за руль. Машина резво, с дребезжанием, покатилась, подпрыгивая на ухабах.