– Держись, Ванька, только держись! – вопил я и бросал мотоцикл с боку на бок, и гнали мы, наклоняясь, выпрямляясь, рыская из стороны в сторону, немыслимыми зигзагами выкручивая вензеля по полю среди хохочущих и вопящих ребят и бессильно мечущихся телохранителей.
Я видел, как один из них на бегу что-то кричал в рацию – наверное, поднимал в ружье остолопа с автоматом в «мерседесе».
Должен вас маленько огорчить, мои милые конвойно-сторожевые друзья, замечательные вы наши бодигарды, – поздно! Господа телохранители, охраняемое тело убыло со мной. В неизвестном направлении.
С грохотом разогнав мотоцикл на гаревой дорожке, я поехал не к воротам и не к арке, откуда прибыл на игровое поле, а, задрав руль, перепрыгнул через барьер ограждения трибун, с дребезгом и лязгом проскакал по лестнице, потом нырнул вниз на пешеходный пандус, крутой поворот – мигнули напоследок за нами яркой вспышкой стоп-сигналы и скрылись в пустом гулком туннеле для выхода зрителей.
Сергей Ордынцев:
ИГРА В ЖМУРКИ
За годы своей полицейской службы я усвоил главную сыскную аксиому: наши начальники и наниматели больше заинтересованы в яркой зрелищной картине розыскного рвения подчиненных, нежели в предметных результатах расследования.
Розыскниками был разработан за долгие века нашего ремесла целый комплекс, всеобъемлющий свод бюрократических жестов, изображающих «движение по делу», симулятивных акций и демонстрационных поступков, которые все вместе должны показать, что мы, мол, тоже свой хлеб не зря едим. Для начальственного ока нет более отвратительного, оскорбительного зрелища, чем сидящий на заднице сыскарь, о чем-то якобы думающий. Он думает! Тоже мне, Чапай сыскался – думает! Мыслитель хренов! Родена на нашу голову не хватает!
Двигайся! Ищи! Вот тебе и вся мудрость ментовская! И сафоновские люди хаотически и суетливо двигались.
Потому что даже такой умный и предметно заинтересованный человек, как мой друг Хитрый Пес, тоже не свободен от этой слабости. Не сомневаюсь, ему бы наверняка хотелось увидеть больше делового усердия, пыхтения и сложных телодвижений в поисках Кота, чем я мог продемонстрировать.
А я не мог и не хотел разыгрывать для него старый анекдот с поисками под фонарем потерянных часов, когда ищут здесь не потому, что часы потеряны под фонарем, а потому, что здесь светло.
Я искал там, где было непроглядно темно. Впотьмах, медленно, очень осторожно я искал в непроницаемой тьме жаркой корыстной заинтересованности и молчаливого ледяного равнодушия остановившиеся бесценные часы – не «Картье-Паша», не «Патек Филип», не «Даймонд Роллекс», – они назывались «Разграбленный Поволжский кредит». Я был твердо уверен, что их остановившиеся стрелки замерли навсегда в момент, когда два моих друга стали смертельными врагами.
Вот это я знал почти наверняка, когда на выходе в проходной предъявил документы милицейскому лейтенанту и крутящаяся дверь выбросила меня на улицу. За спиной на гранитных полированных плитах величавого подъезда – надраенные до нестерпимого сияния бронзовые доски: «Министерство внутренних дел Российской Федерации».
Здесь я повидал сегодня массу приятелей, вчерашних товарищей, бывших сослуживцев – они все были мне рады. Мы шутили, и сетовали, и советовались – но ни одного словечка сверх того, что я и сам знал, я не услышал. Хорошо, я разузнаю, выведаю, сыщу, пойму все сам. И в этой кошмарной игре в «жмурки», где уже и так было дополна жмуров, моим единственным помощником оставался Пит Флэнаган, который издалека кричал мне электронным голосом: «холодно!», «теплее!», «еще теплее!»…
Когда станет совсем горячо, я должен буду сам ему крикнуть об этом.
Я прошел на стоянку к своему джипу, завел машину и через Октябрьскую площадь погнал в задушенный автомобильными пробками центр. Отдуваясь, добрался до Дмитровки и вошел в проходную рядом с воротами, украшенными красной вывеской с раскоряченным лохматым орлом и грозными словами – «Генеральная прокуратура Российской Федерации». Показал удостоверение на вахте, вышел во внутренний двор и уже направился к главному подъезду, когда в кармане раздался звонок мобильного телефона.
– Да-да, Лена, я слушаю.
– Сергей Петрович, срочно возвращайтесь! У нас – ЧП!
– Что там стряслось?..
– Кот Бойко украл сына Серебровского…
Кот Бойко:
ВЕРТИКАЛЬ
Когда на большой скорости мы миновали Градские больницы, я крикнул Ваньке через плечо:
– Запомни – мы сейчас на нелегалке…
Он крепко держал меня поперек корпуса, уютно умостив башку между моими лопатками. Захлебываясь ветром, он вопил в мое ухо:
– Пьем ворованный воздух свободы!..
Я плавно сбросил скорость, притормозил и свернул в боковой проезд, заканчивающийся служебным въездом на территорию Центрального парка. У будки со шлагбаумом остановились – все честь по чести, пошутили с охранником в традиционной боевой униформе, подарили ему на память полсотенку, и вперед – с песнями и танцами.
По боковым дорожкам парка прикатили к гоночной бочке – аттракциону «Гонки по вертикальной стене». А там, в ограде, под старыми тенистыми деревьями, уже стоит ржавый «ровер» с фургоном-прицепом. И за столиком восседает в полотняном креслице, нервно попивает пиво Карабас.
Я заглушил мотоцикл, взял за плечи мальчишку:
– Идем, познакомлю с ископаемым мамонтом…
А сам приблизился к дяде-глыбе, прижал руки к груди, низко склонил голову, проговорил почтительно:
– Здравствуй опять, сенсэй Карабас…
– Ты все-таки это сделал, непутевый, – сказал толстун, встал нам навстречу, пенсне свое золотое фасонное сдрючил с носяры – хотел, наверное, получше рассмотреть нас, убедиться. Потом обнял меня – как асфальтовым катком расплющил – счастливо захохотал: – Учитель, воспитай ученика, чтоб было у кого потом учиться!
После дружеского объятия я соскребал себя с него кусками, объясняя Ваньке:
– Помнишь, я тебе рассказывал – вот этот пожилой динозавр победил земное тяготение. Он научил меня ездить по стене.
– Кот, ты обещал… Кот, ты помнишь? – просительно и нахально забубнил Ванька.
Я оглянулся – двое ребят, Карабасовых помощничков, уже вкатывали мотоцикл в фургон-прицепчик.
– Идем взглянем, – сказал я неопределенно.
Через маленькую боковую дверь мы вошли внутрь гоночной бочки. Посреди дощатой круглой арены – черно-желтый трековый мотоцикл «индиана». Ванька крепко схватил меня за рукав:
– Кот, ты обещал мне!.. Ты обещал поднять на вертикаль!..
– Слово Капитана?.. – усмехнулся я.
– Закон! – в упоении напирал Ванька.
– Не боишься?
От напряжения, испуга, страстного желания превозмочь собственный страх Ванька не мог говорить – только мотал головой из стороны в сторону. У меня нет детей, и братьев меньших у меня не было – сам я подкидыш от дорогой маманьки-Родины. Сильное это, видать, чувство. Если, конечно, сподобен ему. А-а, что там мне еще рассуждать об этом!