Дивизион: Умножающий печаль. Райский сад дьявола (сборник) - читать онлайн книгу. Автор: Георгий Вайнер cтр.№ 103

На мгновение повисла злая, растерянная тишина, а потом Серебровский заорал.

– Все, все!.. Все вон отсюда! К черту! – вопил Сашка. – Безголовое бычье тупое!.. Идиоты! Животные! Какого пса погубили!..

Фейерверк в густой ночной синеве трещал, шипел, раскручивался в огненные спирали, вспухал золотистыми шарами, он жил над нами своей короткой яркопламенной жизнью.

Лена дожидалась меня у входа в дом с огромным букетом в руках.

– Это тебе! – протянула мне охапку лилий-стрелиций.

– От тебя?

– Ага! Как же! От меня ты можешь получать цветы только в рабочее время, – засмеялась Лена. – Это от хозяйки заведения Марины Сергеевны, почтенной госпожи Серебровской…

– Чего это вдруг? – Цветы еще были мокрые.

– Не знаю, вам виднее, офицер. Она уже совсем бусая, пьяная-складная. Достала букет из вазы и велела почему-то передать тебе. Сказала, что во всей этой ораве с песьими мордами у тебя одного человеческое лицо.

– Спасибо за высокую оценку этого незамысловатого сооружения!

– Это не мне! Спасибо ей скажи. Только, умоляю, завтра! Сейчас хорошо бы податься в коечку. А-а? Солдатик? Бери цветы, иди домой…

Я обнял ее за плечи, повел к вахте:

– Поехали с орехами… Нам бы теперь только машину сообразить какую-нибудь! Наша в офисе осталась…

Она остановилась, достала из сумки ключи с брелоком.

– А что это? Хороша бы я была, личный секретарь, не подумавши, как пьяного босса домой на себе тащить…

Она защелкнула сумочку, но я успел рассмотреть в раскрытом кожаном зеве никелированный ствол небольшого пистолета.

– Слушай, я думал, что ты мне наврала ради красного словца.

– Это когда было, ненаглядный мой с человеческим лицом?

– При нашем знакомстве. Когда сказала, что носишь дамский браунинг…

– Смотри, запомнил! – усмехнулась Лена. – Тогда запомни еще – я тебе никогда ничего не вру. Есть множество вещей, которые я не хочу и не скажу тебе. Никогда! Но это совсем другая песня…

…Когда мы с Леной уже подошли к воротам, нам попался на пути Палей, мучительно пьяный, выключенный из реальности.

Он держал меня за руки, он прорывался ко мне через роскошный букет стрелиций и, дыша перекисшей выпивкой, сбивчиво и страстно говорил:

– И уйдя из земли своей… иудеи унесли священный Ковчег, в котором хранили орудия мудрости – тесло и гранило…

Гром небесный! В башке полыхнуло наконец мучившее меня так долго воспоминание – тесло, тесло, тесло!

Тесло!

Фамилия, похожая на сорт яблок!

Давно. Давно… Три года? Четыре?

Пьяный веселый Кот за рулем обнимает женщину с портрета-фоторобота.

Мы, умирая от усталости, посреди ночи едем в гости. Или из гостей?

В Теплый Стан.

– Становище для утепления отморозков! – кричит Кот и ласково трясет ее. – Яблочко мое, Теслимовка, не спи, не спи, замерзнешь в сугробе.

Теслимовка!

Ночная тьма, окутывая землю, снимает с глаз завесу света. И предстает пред нами звездный небосвод.

Бархатно-черный с серебряной искрой колпак укрывает мир, пока я бегу по разноцветным досочкам волшебного моста-радуги, подаренного мне давным-давно Паном. Из света в тьму.

…Я, царь Фригии Мидас Великолепный, вернулся к своему народу. И дал людям достаток, смысл в их трудах, надежду в буднях, веселье в праздники.

Я выполнил наказ Пана. Золото Пактола принесло им знание, ощущение силы, уважение к себе.

Но сердце мое отворотилось от народа моего. Я не верил им и не любил их, бросивших меня на расправу богам.

А они боялись меня. Ибо знали – себе не прощаю и их не пощажу. Они помнят – не пожалел я самых любимых.

Сгинул Пан, покинул меня мой мудрый и добрый друг. Кто-то видел его далеко отсюда, в долинах Анатолии, но ко мне он больше не приходит никогда.

Не с кем слова сказать, не с кем поделиться заботами, не с кем учинить пир души и утишить скорбь сердца. Одни лишь псы мои верные сидят вокруг меня, грустно смотрят умными глазами, понимают, сочувствуют, молчат.

Над царями – только боги.

Под царями – бездна.

Дака, любимая моя, предала.

Пан, мой друг, ославил на весь мир. Может быть, он этого не хотел.

…Нежная и прекрасная Дака – единственное утешение мое, хранительница моей постыдной тайны, одна на всей земле допущенная – вершила церемонию царского туалета. Быстрыми, ловкими руками она снимала необычный для царской головы убор – связанный из каппадокийской шерсти длинный белоснежный колпак, оставлявший открытым только лицо.

Из-под волос безобразными кожаными рогами торчали мои уши – страшные, мускулистые, в белых рубцах и буграх хрящей, длиной в локоть, как у пожилого мула.

Царь с ослиными ушами.

Царь Мидас, вид которого вызывает сначала испуг, а потом смех. Злорадный смех – утешение для завистливых и ничтожных людей.

А Дака мыла мне голову розовой водой, расчесывала драгоценным гребнем волосы, умащивала ласково мои жуткие уши мазями и благовониями, щебетала весело и звонко:

– Государь, ты поведал мне, что миром управляют три чувства – стыд, страх и зависть. Мудрость твоя безмерна, но бездумная щедрость женского сердца больше твоего знания. Я верю, что любовь сильнее зависти. Победи своим разумом стыд! И тогда мы вместе сокрушим страх. А тот, кто преодолел страх, смеется над завистниками и познает счастье любви…

Мое сердце было отдано ей, больше я никого в жизни не любил. Но женщины – странные существа, ненадежные и непонятные.

Дака томилась своей огромной тайной, своей допущенностью в мир моих страстей и страданий, в мое холодное, высокое одиночество. Может быть, ей хотелось похвастаться? Или рассказать, что цари – не боги, что цари – люди и могут испытывать стыд, страх и боль? Она ведь любила меня, она клялась, что мы состаримся вместе и тайна умрет раньше нас.

Она побежала ночью на берег Пактола, выкопала в песке ямку, посеяла зерно и рассказала ему все обо мне – о мечтах и муках, о возмездии богов, о моем стыде и страхе. Через две луны выросла высокая гибкая тростинка, полная звука – немой, мычащей, шелестящей песни о чужих страстях.

Пан проезжал мимо на своем осле, как всегда пьяный, как обычно чуткий. Остановился, срезал тростник и сделал свирель. Подул своими толстенными губами в тонкую дудочку – разлетелась по миру весть, полная внятной муки. Люди услышали, они пересказывали с азартом и судачили с удовольствием про мою мечту и мое горе, они ничего не захотели понять, они хохотали и показывали у меня за спиной ослиные уши. Они радовались и смеялись над царским горем, которое приключилось из-за того, что я хотел дать им всем благо.