Индийская принцесса - читать онлайн книгу. Автор: Мэри Маргарет Кей cтр.№ 82

– В том, что касается твоей сводной сестры, я готов поверить всему, – сказал Аш, – но только не тому, что она полюбила рану. Вероятно, она притворялась.

– Нет. Ты не понимаешь. Шушила ничего не знала о мужчинах, а потому не могла верно судить о них. Да и как иначе, если, кроме своего отца, своих братьев, Нанду и Джхоти, да своего дяди, с которым встречалась очень редко, из мужчин она прежде видела лишь двух евнухов занана, старых и жирных? Она знала одно: священный долг каждой женщины – во всем подчиняться мужу, почитать его, как бога, выполнять все его желания, нарожать ему много детей и угождать ему в постели, чтобы он не обратился к женщинам легкого поведения. В последнем отношении, насколько мне известно, Шушилу по распоряжению Джану-рани наставляла знаменитая куртизанка, чтобы она не разочаровала своего супруга, когда выйдет замуж. Возможно, именно это пробудило в ней сладострастие, о котором я не подозревала, или же оно было присуще ей от рождения, но скрывалось от меня. Так или иначе, оно в ней было… Я бы в жизни не поверила, что мужчина вроде раны, предпочитающий женщинам юношей и мальчиков, сумеет удовлетворить Шушилу. Однако, по всей видимости, он сумел, ибо с первой же брачной ночи она всецело предалась ему – сердцем, душой и телом. И хотя я не знала этого, с той самой ночи она возненавидела меня, ведь я тоже была его женой, а евнухи, желавшие нас поссорить, по секрету сообщили ей, что рана падок на высоких женщин, так как они больше похоже на мужчин, и что он отзывался обо мне благосклонно. Это было неправдой, но возбудило в ней ревность. Несмотря на то что Шушила обращалась со мной как с парией, чье прикосновение оскверняет, и не желала ни видеться, ни разговаривать со мной, она стала бояться (как боялась и я сама), что однажды рана может переменить свое отношение ко мне и лечь со мной – пусть единственно из желания причинить ей боль или потому, что слишком сильно напьется либо обкурится бханга (гашиша).

Первый год был самым тяжелым. Хотя Анджули не надеялась на счастье в новой жизни, она совершенно не ожидала, что Шушила восстанет против нее. Она пыталась убедить себя, что это явление временное и, когда первый пыл страсти к мужу угаснет, Шу-шу непременно увидит, что ее обожаемый кумир всего лишь немолодой развратник, погрязший в пороке и способный на поступки, которые сочли бы неприемлемыми даже закоренелые преступники, если бы их совершала не столь высокопоставленная особа.

Но Анджули никогда по-настоящему не понимала Шушилу. Она никогда не анализировала поведение сестры, а просто любила ее с того самого дня, когда впервые взяла на руки плачущую малышку, которую поручили ее опеке, поскольку родная мать питала к нежеланной дочери отвращение и не желала ею заниматься. Для Анджули любовь не была чем-то таким, что можно дать на время, а потом отнять или предлагать в надежде на награду. Это был дар – часть сердца, отданная по доброй воле и предполагавшая безусловную преданность, потому что любовь и преданность нераздельны.

Анджули всегда хорошо видела недостатки Шушилы, но большую их часть приписывала вредному влиянию глупых и льстивых обитательниц занана, а остальные – нервному характеру и слабому здоровью девочки, а потому не винила Шу-шу и не понимала, что в ней таятся семена зла, способные однажды дать пышные всходы.

Безумная страсть, столь неожиданно разбуженная раной в юной жене, стала питательной средой для этих семян: они проросли и пустили побеги, которые разрослись со страшной скоростью, за ночь превратившись в чудовищные заросли, как бывает с отдельными видами сорной травы и поганок после первого муссонного ливня. Перед лицом новой и всепоглощающей страсти всякая память о любви, нежности и сочувствии, какие Анджули щедро изливала на свою маленькую сводную сестру в течение многих лет, бесследно исчезла, начисто смытая безобразной приливной волной ревности.

Рана и все придворные советники, которые прежде поддерживали своего правителя в попытках уклониться от брака с «полукровкой», а теперь – вместе с женщинами занана, евнухами и дворцовыми слугами – возмущались тем, что ее возвели в звание рани, и завидовали ее влиянию на первую жену, объединились, чтобы унижать и оскорблять ее, и жизнь Анджули стала поистине невыносимой.

Был отдан приказ, запрещавший «Каири-Баи» впредь покидать свои комнаты или являться в покои первой рани без особого вызова. Упомянутые комнаты представляли собой две крохотные темные каморки без окон, с дверями, выходящими во внутренний дворик площадью менее десяти футов, огражденный высокой стеной. Все драгоценности у нее забрали вместе с большей частью приданого, и взамен блестящих сари из шелка и газа она получила дешевые тряпки, какие носят лишь бедные женщины.

Все средства были хороши в борьбе против бедной девушки, которая отправилась в Бхитхор по требованию Шушилы и единственная вина которой заключалась в том, что она тоже была женой раны. Анджули следовало прятать от глаз последнего, а ее наружность (малопривлекательную, по всеобщему мнению, но у мужчин порой бывают странные вкусы) надлежало испортить, заморив несчастную голодом и превратив в изможденную старообразную женщину. Ее категорически запрещалось называть «рани», а чтобы верная старая Гита и две ее личные служанки из Каридкота не выказывали ей слишком много любви и преданности, их у нее забрали, а взамен приставили к ней Промилу Деви, то самое бездушное существо, которое Аш видел в чаттри связанным и с кляпом во рту.

Промила исполняла обязанности скорее тюремщика и шпиона, нежели прислуги, и именно она доложила, что две служанки и дай Гита по-прежнему тайком навещают «полукровку» и приносят ей дополнительную пищу. Всех троих подвергли жестокой порке, после которой даже верная старая Гита больше не смела приближаться к комнатам Анджули. Потом Шушила забеременела, и какое-то время она столь сильно радовалась и ликовала, что снова превратилась в прежнюю Шу-шу и вызывала к себе сводную сестру всякий раз, когда чувствовала усталость или недомогание, и держалась так, словно отношения между ними не прерывались. Но это продолжалось недолго…

Через несколько недель у нее случился выкидыш после сильнейшего приступа желудочной колики, вызванного тем, что она объелась манго.

– Она всегда была жадной до манго, – объяснила Анджули. – По приказу отца с равнин каждый год присылали плоды, собранные еще зелеными и уложенные в огромные корзины с соломой, и Шу-шу никогда не могла дождаться, покуда они дозреют. Потом у нее ужасно болел живот, и она орала, визжала и винила в своем желудочном расстройстве все, что угодно: прогорклое гхи, недоваренный рис, – но только не манго.

Теперь Шушила снова объелась любимыми фруктами и в результате потеряла желанного ребенка. Она, конечно, понимала, что сама виновата, но не хотела признать этого, а поскольку на сей раз последствия жадности оказались гораздо более страшными, чем преходящая боль в животе, она не стала винить в случившемся некачественную или плохо приготовленную еду, но убедила себя, что какой-то завистник пытался ее отравить. «А кто еще мог пойти на такое, кроме второй жены, Каири-Баи?» – нашептывали ей бхитхорские женщины, опасаясь, как бы подозрение не пало на одну из них.

– К счастью, в то время я не имела возможности притронуться к ее пище или питью, – сказала Анджули. – Шу-шу со своими придворными дамами уехала на три дня в Жемчужный дворец на берегу озера и не взяла с собой ни меня, ни старую Гиту, так что обвинить нас с ней было никак нельзя. Но двум моим служанкам повезло меньше: они сопровождали Шушилу и помогали отбирать и мыть плоды манго, собранные в роще на территории дворца. Вдобавок обе они были родом из Каридкота и приехали в Бхитхор в качестве моей личной прислуги, а потому бхитхорские женщины – вероятно, боясь обвинений раны в том, что они позволили его жене съесть недозрелые манго в такое время, и надеясь отвести от себя его гнев, – сплотились и возложили вину на чужеземок.