Встречи на ветру - читать онлайн книгу. Автор: Николай Беспалов cтр.№ 83

– Чего у тебя, Фролова, опять случилось? Что ни рейс, у тебя происшествие. График движения срываешь. Не видать нам премии.

– Не кричи, бригадир, – говорит, а сама глазами на мужчину с желтым лицом показывает.

Хоть и мало света, но бригадир углядел неестественный цвет лица пассажира.

– Сигналь! – командует проводнице бригадир, а сам бежит к зданию вокзала.

Прошла минута. Проводники отступили на три шага от мужчины, а тот приумолк. Сообразил, что причиной суматохи является он. Бедный, бедный, он на себя в зеркало не смотрел. Спина бригадира скрылась за стеклянной дверью вокзала, и в ту же секунду прогудел локомотив. «Что же это выходит, – подумала я, поставив правую ногу на подножку, – бригадир останется тут, а поезд уедет?»

– Женщина, пройдите в вагон, – просит наша проводница, – сейчас поедем.

«Значит, так у них заведено», – решила я и вошла в тамбур. Описываю это ночное приключение так подробно потому, что оно, как позже окажется, станет для меня чуть ли не роковым.

Поезд скоро тронулся, а мужчину, который ехал в соседнем вагоне и заболел желтухой, отправили в местную городскую больницу. Оказывается, это был проректор МГИМО, который возвращался домой после заграничной командировки.

– Чего там за переполох? – спросил меня Максимилиан Максимович, возлежа на верхней полке.

– В соседнем вагоне ехал чумной. Его и снимали.

– Чума?! В наше время – и чума? Вы шутите.

Я рассказала, что произошло. Максимилиан спрыгнул с койки.

– Этот мужчина в костюме-тройке? – Я киваю головой. – Он курил? – Я опять согласно киваю головой. – Папиросы?

– Папиросы, и дорогие. По-моему, это были папиросы марки «Герцеговина Флор».

– Точно, это он. Мы же к нему едем. Я слышал, что он был в Ленинграде проездом из Киншасы, но думал, что он уже уехал.

Так я узнала, кем был желтушник.

Максимилиан уселся на диван. Я поняла: мне уже не поспать. Поезд набрал скорость и теперь спешит наверстать упущенное время – престиж.

– Надо искать другой путь решения проблемы, – рассуждает про себя Максимилиан так, как будто в купе он один. Это меня бесит.

– Послушайте, мужчина, а я вам не мешаю?

– Sorry, miss, – заговорился журналист.

– Извольте говорить по-русски.

Могла бы начаться перепалка, но поскреблись в дверь: проводник так не входит.

– Входите, не заперто, – отвечает Максимилиан.

В приоткрывшуюся дверь просовывается голова.

– Ради бога простите, – говорит голова с копной волос, острым носом и большими карими глазами, – у вас чего-нибудь от головной боли нет? Никак не могу уснуть, так голова болит.

Не экспресс, а какой-то санитарный поезд, поголовно все больны.

– Никогда не надо мешать напитки, – говорит мой попутчик. – Тогда и голова болеть не будет.

– Вы правы. Это все мой коллега. Говорит, водка без пива – на ветер выброшенные деньги.

Тут я соображаю, откуда мне знакома эта физиономия. Я его видела в спектакле театра имени Ленсовета. Он играл в паре с молодой актрисой.

– Тогда Вам и надо пива выпить.

– Оно и верно, но где его взять?

Этот разговор становится, по моему мнению, бессмысленным и, более того, дурацким.

– Вы же актер, попейте воды, а вообразите, что пьете пиво.

– Се нон э веро, э бен тревато, – если бы я не знала, что передо мной актер, решила бы, что он просто неприлично ругается.

– Если это и неверно, то хорошо придумано, – перевел Максимилиан и тем успокоил меня. – Ирина Анатольевна, как вы полагаете, мы можем ссудить молодому человеку бутылку «Жигулевского»?

Запаслив журналюга. Живот болит, а об опохмелке подумал.

– Согласна, – поддерживаю игру, а самой очень хочется спать. Максимилиан достает из своего чемодана, которым он очень гордится – он из настоящей свиной кожи, – бутылку пива. Но кто же будет пить теплое пиво?

– От теплого пива Вам, товарищ артист, – выходит, я не ошиблась, – станет ещё хуже. Советую обернуть бутылку во влажное полотенце и выставить её в окно, ветер полотенце высушит, а бутылка станет немного холоднее, – так говорит Максимилиан и не спешит отдать пиво артисту.

К голове присоединяется рука артиста, которая крепко хватает бутылку, и – о чудо! – артист зубами открывает её. Процесс опустошения происходит уже за дверью, но по характерным звукам нам ясно: человек пьет из горлышка.

– Следуя примеру актера, скажу: нил адмирари, что в переводе с латыни значит: ничему не следует удивляться.

Не согласиться с Максимилианом нельзя.

– А Вы будете свою бутылку оборачивать влажным полотенцем? – спрашиваю просто так, чтобы заполнить паузу, а получаю развернутый ответ.

– Такой способ охлаждения напитков мы использовали в Африке. Жара неимоверная, а в том месте, где нам пришлось быть, не то, что холодильников не было, там не было мало-мальски приличной тени. Вот и приходилось американскую кока-колу охлаждать таким образом. Правда, там мы бутылки окунали в Тихий океан.

Опять скребутся.

– Артист хочет отблагодарить. – Максимилиан не тропится ответить. Скребутся все сильнее. – До чего бестактны эти слуги Мельпомены!

Ошибались мы, за дверью стояла наш проводник.

– Слышу, вы не спите. Может, чаю хотите? У меня титан горячий.

Стучат колеса, свистит ветер в приоткрытом окне, откуда-то доносится монотонное бурчание; кому-то тоже не спится. Мы с Максимилианом пьем жиденький чай и грызем жесткие мятные пряники. Тоска смертная. И куда я еду? Зачем я бросила пусть и опротивевшую, но мою же работу? Отчего я поверила этому человеку? Напрочил мне черт-те что.

– Проехали Калинин, – тихо произносит Максимилиан. – Из Тверской области у меня друг был. В сорок втором нас призвали в армию. Его направили в танковое училище, меня в летное, но летчиком не стал. Здоровье подвело, служил техником на аэродроме подскока на Дальнем Востоке. Там и выучил английский язык.

Тихо-тихо я смыкаю веки. Я сплю. Попробуйте спать одетой и в сидячем состоянии. Никакого отдыха. Наоборот, тело онемело, ноги затекли, голова гудит. Итог моей поездки из Петербурга в Москву. Да и для Максимилиана Максимовича эта поездка не показалась мёдом. Подъезжая к Москве, когда туалеты уже закрыли, а проводник обошел купе с одним вопросом: «Билеты нужны?», у Максимилиана Максимовича случился приступ сильнейшей боли. Я была в полной растерянности: в столицу я приехала на этот раз как частное лицо, денег в кошельке курам на смех, а тут такое. Силен советский народ чувством коллективизма! Половина пассажиров спального вагона приняла деятельное участие в нашей с Максимилианом Максимовичем беде. Кто-то совал мне какие-то пилюли, кто-то просил проводника открыть туалет, чтобы страдающий смог освободить желудок, но большинство давало советы. Не зря же ходит в народе шутка: у нас страна советов.