Я вдруг сообразил, что до сих пор не выяснил, как Настя
оказалась в Нирване.
— Не знаю. Мы вышли в Антике, и тут к нам подошли… двое
местных. Полицейский и кто-то еще.
— Функционалы?
— Да. Они узнали откуда-то, что я связана с подпольем. Стали
меня расспрашивать. Я молчала. Потом сказала, что мне надо в туалет, и
попыталась убежать. Ну… меня догнали. Не знаю, что сделали, только я очнулась
уже там, в деревне. Я знала, что это такое. Нам рассказывали про Нирвану.
Только… я все знала, а встать и уйти не могла.
— А твой друг?
Она промолчала.
— Понятно. — Я кивнул. — Впрочем, не стоит его винить.
— Он бы меня обязательно спас! Что ж ему было, кидаться на
полицейского? Он бы добрался до Нирваны, только позже!
Настя вся напряглась, глаза у нее заблестели — она явно
приготовилась к спору. И я не стал перечить.
— Да, пожалуй, это разумно, — согласился я. — Ладно. Очень
приятно было познакомиться, Настя. Рад, что ты себя хорошо чувствуешь. Пиши
письма, шли телеграммы. Будешь проходить мимо — проходи.
Настя резко встала:
— И тебе спасибо, таможня. Прислужничай дальше, у тебя
здорово получается! Хозяева будут довольны!
Она встала и гордо двинулась к лестнице.
— Меня Кирилл зовут, — сказал я вслед. — Ты так и поедешь —
в футболке на голое тело?
Настя остановилась как вкопанная. Красиво уйти не
получилось.
— Пошли…
Я отдал ей свои старые джинсы. Сидели они на ней мешком, но,
проколов в ремне новую дырку, их удалось закрепить на поясе. А вот кроссовки
пришлись почти впору, всего на размер или два больше — у Насти оказались
крупные ступни.
— Ты живешь где?
— На Преображенской.
— Держи.
Я протянул ей две сотни — на такси хватит. Настя без ложной
скромности спрятала их в карман. Потом на ее лице отразилось недоумение — она
порылась в кармане и достала мой не слишком свежий носовой платок. С
отвращением бросила на пол и вытерла руку о штанину.
Я сделал вид, что не заметил этого. Глянул в окно — дождя в
Москве не было. Холодно, но солнечно. Что ж, померзнет чуток. Куртку я отдавать
не собирался.
— Таможня, а куда…
— Кирилл.
— Кирилл, а куда ты открыл новое окно?
Действительно. А ведь проход должен был открыться!
— Тебя это уже не касается, — сказал я. — Извини, но твои
прогулки по измерениям закончились. Всего доброго.
Настя молча спустилась вниз. Я отпер дверь, выпуская ее в
Москву. Вопросительно посмотрел в глаза. Интересно, молча уйдет, пытаясь
держать марку?
— Спасибо, — с явной неохотой сказала Настя. — За одежду… ну
и… вообще. Несмотря на наши идеологические разногласия, ты ведешь себя очень
достойно. Как мужчина.
А вот теперь она развернулась и, надменно вскинув голову,
двинулась к дороге. Удивительно, но даже в моих старых тряпках она выглядела
симпатично.
Вздохнув, я закрыл дверь. Откуда она таких выражений
поднабралась? «Несмотря на идеологические разногласия…» Может, ходит в кружок
«Юный либерал»?
— Девушка красивая в кустах лежит нагой, — печально сказал
я. — Другой бы изнасиловал. А я лишь пнул ногой…
Интересно, у всех функционалов так плохо с личной жизнью?
Потому и флиртуют друг с другом? Хотя нет, Феликс говорил, что у него семья,
дети…
Ладно. Не хватало мне еще заводить романчик с юной авантюристкой.
Вон вся Москва вокруг!
А также еще четыре мира… один из которых я еще не видел.
Но как ни сильно было искушение, первым делом я поднялся по
лестнице, проверить, не открылся ли мне новый этаж.
Этаж открылся. Не очень большая круглая комната с одним-единственным
окошком — в Москву. По стенам, от пола до потолка, книжные шкафы из темного
полированного дерева. Пустые. Еще был столик, перед ним уютное глубокое кресло.
И камин, конечно же, не разожженный, но вроде как настоящий.
Странное ощущение вызывают пустые книжные шкафы.
Тягостно-печальное. Словно входишь куда-то и обнаруживаешь горки снятой одежды,
обувь, мелкие вещи — а людей нет, куда-то исчезли.
Ну ничего. Заполнить библиотеку я сумею.
Несколько минут я постоял, глядя на шкафы. Представил, как
уютно тут будет сесть однажды холодным зимним вечером, разжечь огонь в камине,
открыть книжку и, поглядывая на гнусную слякотную Москву, что-нибудь
неторопливо читать. И еще — курить трубку. Обязательно трубку. А на столике
пусть стоит стакан горячего чая с лимоном. Может быть, еще бокал с капелькой
хорошего старого коньяка, чтобы даже не пить, а вдыхать аромат между глотками
чая и снова углубляться в книгу…
Я вздохнул — и не с сожалением о недосягаемой мечте, а с
предвкушением того момента, когда мечта станет явью. Так будет. Обязательно. Я
же функционал. Я прирожденный таможенник…
Но все-таки почему я стал именно таможенником? Почему я не
мастер торговли, у которого есть магазин, забитый компьютерами, телевизорами и
прочей техникой? В этом была бы какая-то последовательность…
Пожав плечами, я спустился на второй этаж. Если начинать до
всего докапываться, то и впрямь можно напридумывать мировых заговоров. А я не
хочу! Ну их всех к черту! Политиков, подпольщиков, полицаев. Вот откроется
последняя дверь в безжизненный мир — буду только рад. Пусть там, к примеру,
Луна когда-то упала на Землю и вокруг башни кипят лавовые озера и извергаются
вулканы. Или какая-нибудь страшная вспышка на Солнце уничтожила всю жизнь — и
башня стоит в барханах скрипучего песка, над которыми дует азотный ветер. А еще
неплохо, если там Земля не вращается. Да мало ли какие катаклизмы могли сделать
целую планету невозможной для жизни и никому не нужной! Разведу руками перед
политиком Димой, пошлю подальше Иллан с Настей и заживу в свое удовольствие.
С этой мыслью я и снял болты с последнего окна.
В первую секунду мне показалось, что башня стоит в лесу.
Ветви деревьев качались перед самым окном. Какая-то нахальная мелкая пичуга
уставилась на меня сквозь стекло — надо же, значит, животные башню видят. Здесь
было зелено, солнечно, здесь царило лето — обычное живое лето, не яркая будто
книжка-раскраска Нирвана, не тропическое великолепие — заурядное московское
лето, спокойное и сдержанное.
А потом сквозь деревья я увидел шпиль Останкинской башни.
Все-таки обитаемый мир. Один из «пятерки»? Земля-четыре,
пять или шесть? Или все-таки вожделенный Аркан, мир, где все как у нас, только
чуть позже?