Поэтому я всегда любил плохие книжки. Те, в которых
говорится, что человек даже лучше, чем он сам о себе думает.
Я сидел на кухне, курил, пил кофе чашку за чашкой. Вредно
для сердца, наверное. Но чего мне бояться, пока я в процессе выбора? И уж тем
более когда стану функционалом-куратором.
Ну а если не стану — то мне уже никогда не придется
заботиться о здоровье.
Телефон лежал передо мной на столе. Кешью, потеревшись
некоторое время на кухне, понял, что полуночная закуска ему не светит, и ушел
спать на мою кровать, подальше от света и курева.
Если у тебя под окнами чадит завод, то можно переехать туда,
где нет заводов. Или добиться, чтобы завод закрыли.
Но если отрава разлита в воздухе, если ни в горах, ни на
острове посреди океана от нее не спрячешься? Если ее выделяет все вокруг? Если
она всех устраивает, как галлюциногенный воздух Нирваны несчастных ссыльных?
Тогда что остается?
Прекратить дышать.
Или притерпеться.
Наверное, я сейчас и впрямь силен. Если уж сумел одной пулей
уложить не-ангела, древнего и сильного функционала. Если отвесил плюху
почтальону, если не обратил внимание на потуги полицейского. Да еще и весь наш
мир зависит от моего благополучия, так что уничтожать меня рискованно.
Наверное, я справлюсь с Котей.
И займу его теплое местечко. Буду захаживать на Тибет, как к
себе на кухню. Прыгать из мира в мир, путешествовать, отдыхать. Работа-то
непыльная. Так, перекинул распоряжение от одних функционалов другим, и можно
дальше бездельничать. Займусь каким-нибудь коллекционированием. Начну писать
детективы или философские трактаты.
Заскучаю — отправлюсь на родину функционалов, на
Землю-шестнадцать. Интересно, почему они все-таки дали ей номер, да еще и такой
странный? Для маскировки от слишком любопытных таможенников? Или в порядке
миров веера есть какая-то непонятная мне гармония? Возможно…
Вулканические пустыни меня мало интересуют, а вот музей с
его крылатым хранителем — дело интересное.
А уж все на свете наскучит — напрошусь в Аркан. Буду менять
другие миры. Вдруг получится сделать лучший? Такой, где никому не нужны будут
функционалы. Где все будет хорошо.
В конце концов, другого выхода нет.
Я смотрел на телефон и твердо знал, что Котя тоже сейчас не спит.
Ждет моего звонка. Надо достать бережно сохраненную бумажку и набрать длинный
номер спутникового телефона…
Телефон звякнул.
Я схватил трубку, нажал «прием». Медленно поднес к уху.
— Алло! Не разбудил тебя?
— Нет, — ответил я. — Сижу, кофеем балуюсь.
— Мне тоже не спится, — утешил меня Котя. — Сижу, дурью
страдаю. Сочиняю стихи.
— Лирические или торжественные?
— Сатирические. Про то, как старику-ветерану Василию Теркину
прислали повестку в армию. Вот слушай… «Развернул. Читает громко Несгибаемый
солдат: „Прибыть вам, Василий Теркин, Завтра в райвоенкомат!“ Отложил бумагу
Теркин, Посмотрел из-под очков. — Что же с Родиной случилось, Раз зовете
старичков? Мнется лейтенант безусый, Покрасневший от стыда: — Видно, злая
опечатка Затесалася сюда. Вам по ведомостям нашим Восемнадцать стукнет лет…
Рассмеялся Вася Теркин, Мой любимый древний дед: — Эх, мальчишки, эх, дурите,
Ваш компьютер оплошал. Сто добавить не хотите? Лейтенантик задрожал».
— Смешно, — сказал я. — Поздравляю с открытием новой
развлекухи. Чего звонишь-то?
— Ну а чего бы и не позвонить? Кому мне еще звонить? Иллан
будить, так она юмора не оценит, не слыхала она ни про какого Василия Теркина…
— Он замолчал. Потом деловито спросил: — Ну, ты выбрал? Чего тянуть-то?
— Это тебе «чего тянуть». А я еще молодой, мне каждый день в
радость.
— Да, это я не подумал, — согласился Котя. — Но все равно
как на иголках тут сижу…
— Тут — это в твоей Шамбале? Хорошо слышно, только чуть
задержка…
— Ага. Хочешь — заходи. Объявим временное перемирие.
Я посмотрел в окно. Светало.
— Нет, ты прав. Нечего тянуть резину. Давай так… сегодня в
полдень. Только место какое-нибудь такое, непафосное…
— Давай. Городская свалка устроит?
— Все остришь… Давай за городом, по дороге на Медвежьи
озера, где в прошлом году Виталькин день рождения отмечали.
— Ну это совсем уж скучно, в грязном чистом поле, как два
богатыря… Там сейчас все раскисло и сплошные колдобины. Давай у тебя во дворе,
где закрытый детский садик. Там маленький внутренний дворик, со стороны никто
не увидит.
— Там же вечно алкаши квасят.
— Почему алкаши, мы тоже с тобой там квасили. Будет кто
мешать — на пинках выгоним. Что нам, кабанам?
Я посмотрел в окно. Закрытый лет пять назад детский сад —
трехэтажное здание в форме квадрата. Наверное, чтобы малышам было где гулять,
если сильный ветер.
— Неудобно как-то, — сказал я. — Говорят, рождаемость сейчас
повысилась, его ремонтировать хотят и снова запускать.
— Ну и что? Кто останется, тот приберет за собой. Опять же,
тебе близко.
— Давай, — согласился я. — Это и впрямь не пафосное место.
— Тогда выбирай оружие.
Я подумал, рассеянно оглядывая кухню.
— Давай на ножах.
— Ты на кухне сидишь, что ли?
— Ага.
— Кирилл, — осторожно сказал Котя. — Это не лучший выбор. Ты
нож-то в руках давно держал?
— Недавно. Две недели назад на этой кухне акушерку Наталью
им тыкал.
— Да, извини. Но я хочу предупредить, мне доводилось…
— Я догадываюсь.
— Тебе принести?
— Нож? Спасибо, у меня есть.
— Тогда… тогда в двенадцать?
— Договорились.
Я прервал связь. Взял еще одну сигарету, покрутил в пальцах.
В горле саднило, я вернул сигарету в пачку.
Вот как все просто. Все очень просто.
И близко, ходить далеко не надо.
И оружия полон дом.
Впрочем, надо будет взять подаренный Дитришем нож. Ему было
бы приятно, да и нож такой серьезный…
Я поставил будильник в телефоне на одиннадцать, выключил
свет и с телефоном в руках пошел в комнату. Кешью сонно гавкнул при моем
появлении, я пихнул его, сгоняя с подушки в ноги, лег и тут же заснул.