Мои триста шестьдесят пять любовников - читать онлайн книгу. Автор: Жозефина Мутценбахер cтр.№ 16

Она уже скрылась за дверью, а Ксандль всё стоял, точно его обухом по голове ударили. А я чувствовала себя ещё настолько обалделой, что, скорчившись, могла только сидеть на краю софы и думать о том, что вот сейчас всё для меня пойдёт прахом.

Ксандль заговорил с кажущимся спокойствием, но было видно, что внутри у него всё кипит и клокочет:

– Итак, сейчас же собирай свои шмотки и выметайся отсюда прочь. То, что я подарил, можешь оставить себе! Но чтобы через четверть часа и духу твоего здесь не было!

Квартира, мебель, всё принадлежало Ксандлю. Пока я, не проронив ни слова, одевалась, Ксандль, стоя ко мне спиной, произнёс:

– Ты, конечно, заслужила парочку хороших оплеух, но я баб не бью. Своих оплеух ты и без того ещё получишь достаточно!

Да, в этом он оказался, к сожалению, прав! Я была в ярости, швырнула цепочку с медальоном ему под ноги, взяла кружевной зонтик и флорентийскую шляпку, и направилась к дверям.

Ксандль всё же, видимо, колебался. Он ринулся, было, за мной, однако остался стоять у окна, поворотившись ко мне широким загривком, и не проронил больше ни слова. Тогда я просто вышла на улицу. В сумочке у меня ещё оставалось десять гульденов. Неторопливо шагая в сторону Хернался, где жила Штеффи, я сглотнула несколько слезинок, скативших к уголкам моего рта, но сделала это исключительно из упрямства. Я молода, элегантна, и уж как-нибудь перебьюсь! На белом свете полно коптильщиков, да и других мужчин тоже. Однако нельзя не признать, что Ксандль повёл себя благородно, не устроив мне скандал перед Штеффи. Только теперь я смогла всё действительно ясно себе сформулировать. Если мужчина зрелого возраста берёт себе молоденькую, он должен платить, совершенно независимо от того, исполняет ли он сейчас один номер или этих номеров много. Но если он, кроме того, требует ещё и верности, то он просто кретин. Потому что молодые люди уже чисто биологически составляют единое и неразрывное целое, и женщина с таким горячим темпераментом как у меня, одним-единственным членом не обойдётся. Природа рано или поздно заявляет свои права и диктует поступки, даже если кто-то выложил много сотен. Но от Ксандля я не приму больше ни единого крейцера, я слишком горда. Мужчины всегда почему-то думают, что они должны всем пользоваться одни, а наша обязанность дожидаться, пока господин соизволит! Но для того, чтобы так поступала я… ни у кого не найдётся достаточно денег!

Время, которое мне пришлось пережить после того, как я ушла от Ксандля, оказалось, надо признать, самым скверным периодом моей жизни. К счастью продолжалось оно не слишком долго.

Ребёнком и уже в подростковом возрасте я ведь никогда ничего особенно хорошего не имела, и именно поэтому думала, что по-другому и не бывает. Но нынче я уже попривыкла к благополучной жизни и знала, что в красивом платье, спрыснутая каплей дорогих духов, ты в собственных глазах сразу совершенно преображаешься. Если человек обладал чем-то, а потом всё потерял, то он ощущает эту потерю с удвоенной силой. Но я мужественно преодолела разразившийся кризис и ни у кого не просила милостыню. Да и к кому бы я могла обратиться? В ту пору я уже знала многих мужчин, среди которых встречались и очень «отзывчивые», но ни перед одним из них я не хотела показаться в столь плачевном виде и выслушивать сочувственные речи. Нет, я бы этого никогда не перенесла. Долгие годы моей весьма переменчивой жизни у меня ничего не было, кроме моего тела, и я всего сумела добиться только благодаря ему. Однако я никогда не причитала и не сокрушалась по этому поводу. Что же касается людей из моего прошлого, то, во-первых, я совершенно потеряла их из виду, а во-вторых, они были бедными людьми, которые сами ничего не имели. Мои братья и двоюродные сёстры разъехались кто куда, я даже не знала, все ли они остались в Вене. И многие наверняка уже обзавелись семьями и теперь вынуждены считать каждую копейку. В ту давнюю пору я была рада, если в пять часов пополудни мне удавалось добыть небольшую порцию гуляша, которая одновременно составляла для меня завтрак и обед, но я никогда тем не менее не впадала в уныние. К «подругам» своих первых шагов на стезе проституции я пошла бы в последнюю очередь… они бы только страшно обрадовались тому, что я сейчас «упала в канаву», только зло бы надо мной посмеялись! Таким образом от Ксандля я направилась прямо к Штеффи, которая, как я уже говорила, проживала в Херналсе. Она встретила меня совершенно спокойно и очень весело:

– Не делай проблемы из этого, Пеперль. Таких, как твой старый колбасник, ты ещё много найдёшь. Было бы грустно, если такая как ты не имела бы их с десяток на каждом пальце.

И, утешая, она заварила для меня чай и рассказывала мне всякие весёлые истории, а ночью я спала у неё на софе, на которой она частенько сношалась. С утра пораньше мы отправились искать мне жильё. У меня оставалось только десять гульденов и лишь то из одежды, что было на мне, а посему мне следовало быть очень экономной. Вскоре мы нашли небольшой, несколько мрачноватый кабинет у одной отвратительной старухи в Херналсе. Она сразу мне не понравилась, но квартирная плата действительно оказалась соблазнительно умеренной, а больших затрат я теперь позволить себе не могла. Первыми словами, с которыми старуха обратилась к нам, были:

– Но чтобы мне никаких мужчин в доме! Я не желаю иметь дело с криминальной полицией!

– В этом у нас с Пепи нет никакой нужды! А в криминальную полицию вы когда-нибудь в любом случае угодите!

Так ответила ей дерзкая Штеффи, и бабка не осмелилась продолжать дальше разговор на эту тему. Затем Штеффи одолжила мне ещё немного белья и кое-какие необходимые вещи для туалета, и во второй половине дня я спустилась на Пратер, чтобы начать новую или, точнее, старую жизнь. Но видит бог, вероятно, заботы и тревоги последних суток оставили на моём лице слишком явный след, несмотря на то, что я изящно принарядилась и аккуратно подкрасилась. За всю вторую половину дня и весь вечер мне не удалось завести ни одного знакомства, и когда наступил поздний час, и на город уже опускалась ночь, я принялась кокетничать и заигрывать с некоторыми проходящими мимо мужчинами, чего никогда прежде не делала. Но не привлекла ни единого, как будто сам чёрт взялся ставить мне палки в колёса, ни один не удостоил меня даже взглядом. И только когда уже запоздно, в десять часов, постовой полицейский, мимо которого я в этот злополучный вечер прошла уже дважды, пристально на меня посмотрел, я, совершенно печальная, решила отправиться домой. Старуха-хозяйка пришла в бешенство, потому что я позабыла взять ключ, и ей пришлось вставать и открывать мне дверь. И когда я уже скрылась в своём кабинете, она долго ещё что-то ворчала.

Я очень плохо спала этой ночью, и на следующее утро Штеффи снова принялась меня утешать.

– Всё опять наладится, Пеперль, вот увидишь. Не падай духом, несколько гульденов я для тебя припасла. Когда снова встанешь на ноги, тогда и отдашь!

Такой вот была она, Штеффи. Однако и в этот день, и в два следующих я так никого и не подцепила, фортуна будто от меня окончательно отвернулась. Мои несколько гульденов незаметно растаяли, хотя я экономила на всём и почти ничего не ела. Я была на грани отчаяния. Ведь, несмотря на мою симпатичную шляпку и нарядное платье, со мной не заговорил ни один мужчина, хоть сколько-нибудь достойный внимания. Кружевная кайма моего светлого платья уже через несколько дней стала совершенно серой от пыли и покрылась пятнами, а изящные туфельки изрядно поизносились. Самое скверное, когда берёшься за большие дела, иметь потрёпанный и несвежий вид. С грустью размышляя о своей горькой доле, я ходила по центральной аллее и, слыша издалека мелодию шарманки у каруселей, сперва вполголоса вторила ей. Но вечер уже плавно перетекал в ночь, и стало прохладно, когда медленно, один за другим, зажглись фонари, всякое настроение у меня пропало, и я окончательно впала в уныние. Прохожие попадались навстречу всё реже и реже, и только время от времени ещё проезжал мимо запоздалый фиакр. Внезапно, как раз под большим цветущим каштаном, передо мной выросла фигура попадавшегося мне на глаза последнее время постового.