Агафонкин и Время - читать онлайн книгу. Автор: Олег Радзинский cтр.№ 32

– Алеша Агафонкин, – повторил мужчина. – Из Квартиры. – Он сделал паузу, давая Платону время вспомнить. – Вы меня не узнаете, потому что вы меня пока знаете только маленьким.

Платон заметил длинную гусеницу бледно-зеленого троллейбуса, появившуюся в конце Сущевского вала, но не мог разглядеть, 56-й это или какой-то другой. Параллельно его мозг пытался осмыслить слова Агафонкина.

– Я знал вас маленьким? – спросил Платон. – Вы тоже из Ашхабада?

– Платон Ашотович, – Агафонкин чуть наклонился. – Я – из Квартиры. Помните – Матвей Никанорович? Митек? Мансур?

– Матвей Никанорович? Митек? Из какой квартиры? – не понимал Платон. – Из Бескудникова?

– Да не из Бескудникова, – сказал Агафонкин, – а с 3-го Неопалимовского.

Сказал и испугался: а что, если он перепутал События и Платон пока ничего о Квартире не знает? Он пытался вспомнить, когда Платон появился в Квартире и стал спутником их сокрытой от всех жизни, и не мог: Агафонкин помнил Платона, сколько помнил себя, и оттого решил, что Платон был допущен в Квартиру до его рождения. В этом сейчас – 27 июля 79-го – Агафонкин еще не родился, и выходило, что в данном Событии Платон о Квартире не знал. “В принципе, – подумал Агафонкин, – это подтверждает мою теорию”. И испугался еще больше.

– Вы – Платон Ашотович Тер-Меликян? – Он знал, что это Платон, но решил – как при Доставке или Выемке – пройтись по процедуре: рутина успокаивала нервы и возвращала реальности обыденность хорошо знакомого, привычного. – Назовитесь, пожалуйста.

“Из органов, – сердце Платона метнулось в желудок, надеясь убежать от опасности, – гэбэшник. Они знают, что у меня дома самиздат от Лукрешина. Все ясно: у Вальки был обыск, и теперь меня возьмут. Пиздец”.

Валя Лукрешин, друг Платона по университетскому общежитию, распространял самиздат – тонкие листочки бумаги с плохо видимым текстом, поскольку это была третья или четвертая копия на машинке. Он снабжал факультет Солженицыным, Сахаровым и другими пророками советского времени, которое – быстрее, чем думали окружающие, – близилось к концу. Недавно, опасаясь обыска, Лукрешин попросил Платона забрать часть хранящегося у него самиздата – передержать. Платон взял спортивную сумку с пятью килограммами тщательно скрываемой от народа истины и отвез к себе в Бескудниково, где запрятал на дощатые, некрашеные антресоли.

– Тер-Меликян, – голосом, звучавшим выше, чем обычно, ответил Платон. – Это, должно быть, ошибка.

– Имя назовите, – попросил Агафонкин. – Полное имя, пожалуйста.

– Платон Ашотович, – послушно сказал Платон. И зачем-то добавил: – 58-го года рождения. Город Ашхабад.

Троллейбус – уже так близко, что можно было разглядеть цифры 5 и 6 в кружке над витриной ветрового стекла, разворачивался к остановке. В данный момент Платон любил этот троллейбус – возвращение к нормальности, к надеждам, к будущему. “56 состоит из 5 и 6, – внезапно озаботился его математический мозг. – 5 и 6 – цифры одного порядка, поскольку отношение большего к меньшему в них меньше 10”. Сознание пыталось исключить происходящее – откуда-то взявшегося страшного Агафонкина, его вопросы и ожидавшее теперь Платона неизведанное, тюремное.

– Это ваш? – Агафонкин тронул за плечо стоявшего в оцепенении Платона. – Ваш троллейбус?

Платон кивнул: какая разница? Им и так все известно.

– Платон Ашотович, – попросил Агафонкин, – а не могли бы вы чуть попозже домой поехать? Мне очень нужно с вами поговорить. Посоветоваться.

“К чему эта комедия? – удивлялся Платон. – Просит, уговаривает. Могут ведь просто посадить в машину и все”. Что все, Платон не был уверен. Он оглянулся в поисках черной машины и других гэбэшников. Агафонкин тоже оглянулся, пытаясь понять, что ищет Платон.

– Может, поужинаем вместе? – предложил Агафонкин. – Тут недалеко, на Горького, ресторан “Якорь”. Мне очень нужна ваша помощь.

“Вербовать будет, – понял Платон. – Поэтому и один, и выглядит интеллигентно”.

Он посмотрел Агафонкину в глаза и медленно – провинциальный акцент от ледяного бешенства, заполнившего грудь, еще явственнее, чем обычно – сказал:

– Я вам помочь ничем не могу. Хотите арестовывать, арестовывайте. А сотрудничать я с вами не собираюсь. И ужинать тоже.

– Арестовывать? – не понял Агафонкин. – Платон Ашотович, вы меня за кого принимаете?

– За сотрудника органов, – твердым шепотом сказал Платон; страх ушел, испарился вместе с произнесенными словами в быстро темнеющий летний воздух медленно кипящего города. – Вы – из КГБ.

– Да бог с вами, – продолжал смеяться Агафонкин. – Из какого КГБ?! – Он наклонился к Платону и, глядя в глаза, весело доверил тому тайну: – Я – из вашего будущего.

ТЕТРАДЬ ОЛОНИЦЫНА

Город, куда нас с отцом привезли из Монголии, стал местом моего позднего детства. Городом, собственно, он являлся номинально и разве что по якутским стандартам: несколько широких прямых улиц с крепкими деревянными домами, центральная площадь со старым памятником Ленину и Дворцом культуры и спорта. Вилюй, гладкая спокойная река, на высоком берегу которой стоял городской музей, спешила мимо, словно хотела утечь, оставив после себя пустое, пересохшее русло и воспоминания о текущей воде.

В то время я учился стрелять из лука в клубе “Черная стрела”.

Я начал стрелять из лука от безнадежности и желания быть одному. Это спорт для одиноких – ты, лук и цель. Главное – правильно дышать. Набираешь воздух, создаешь вакуум в диафрагме, задерживаешь дыхание и натягиваешь тетиву. Отпускаешь на выдохе, словно выплевываешь стрелу. Представляешь, кто твоя цель.

Я не стрелял из блочного лука: блочный лук использует специальный механизм, обеспечивающий силу натяжения до тридцати килограммов. Скорость полета стрелы достигает трехсот двадцати километров в час. К чему мне такая скорость?

Я не спешил.

В клубе “Черная стрела” существовало необычное правило: стреляли не по мишеням. Я брал две стрелы – одну белую, другую черную. Сначала выпускал белую, а затем сразу черную, стараясь сбить белую в полете. Я решил, что когда это удастся, я объявлю победу над силами зла и распущу клуб.

Это было легко: все решения в клубе принимались единогласным голосованием. Голосующих членов было немного. Собственно, всего один – я. Как и неголосующих.

Я знал, что когда силы зла будут побеждены, я смогу заняться чем-нибудь другим. Существует множество бессмысленных занятий. Стоит лишь поискать.

Позже стихи заменили мне стрельбу из лука – такое же безнадежное и одинокое дело. Никогда не попадешь по собственной стреле. Мне все-таки верилось, что это возможно, и я продолжал писать.