— А по чему ж судить-то? — удивилась Зина.
Василий не нашелся, что ответить. Сказать: по одежке? Но одеждой старший оперуполномоченный тоже вряд ли мог похвастаться — старые джинсы, свитер, кроссовки. По уму? Так по уму провожать положено.
— Давай так договоримся, — нашел, наконец, Василий компромиссный вариант. — Сейчас ты меня просто чаем напоишь, а завтра я заберу «Мерседес» из ремонта и приеду за тобой уже как положено, как тебе нравится. Идет?
— Идет, — легко согласилась Зина. — Заходи.
Через два часа капитан Коновалов, очень довольный беседой, выехал из деревни Красново. Печальная Зина стояла на крыльце и махала рукой.
— А ты про замуж — серьезно говорил? — спросила она на прощание.
— Абсолютно. Но только тогда, когда «Мерседес» починю, — заверил ее Василий.
О своем «друге» Саше Трошкине он узнал много интересного. Но, главное, откровения Зины очень хорошо записались на диктофон, так что у капитана Коновалова появлялось замечательное пространство для маневра.
«Берегись, Трошкин! — мстительно думал он. — Я тебе дам к Сане приставать!»
На прощание Василий показал Зине фотографии Иратова, Анжелы и неопознанной сторожами девушки. Зина последнюю, впрочем, тоже видела впервые, зато Иратова и Анжелу вспомнила. Об Иратове она отозвалась с уважением и теплотой: «Интересный серьезный мужчина, друг Саши», а вот Анжелу Зина не полюбила.
— Шлюха! — убеждала она Василия. — Липучка. Так ко всем и лезла, ни стыда, ни совести. И к Саше клеилась, представляешь?
Василия очень позабавил праведный гнев моралистки Зины.
Но кто же все-таки рылся в сейфе Григорчук? Вадим Сергеевич или Александр Дмитриевич?
Глава 21
АЛЕКСАНДРА
В успех задуманного предприятия верилось слабо: все-таки Иратов — крупный политик, тертый калач, закаленный боец и все такое, а я, наоборот, мелкая сошка, легкомысленная девица, серая лошадка. Но, с другой стороны, многочисленные неприятности, свалившиеся на человека, делают его мягче, податливей, на это и расчет. Роль беспринципной перебежчицы далась мне, на удивление, легко и доставила немало положительных эмоций. Для начала я заехала в фонд «Демократия» и побеседовала с секретаршей Трошкина.
— Дорогая Марина, — сказала я торжественно и печально, — позвольте через вас кое-что передать вашему начальнику.
— Конечно-конечно, — ласково откликнулась секретарша.
Я положила ей на стол конверт с двумя тысячами долларов — авансом за книгу, слегка увядший букет желтых роз и пропуск в здание фонда. Мне кажется, выглядела я при этом чудесно — грациозно и тихо, как вода в озере в безветренный день.
— Передайте, пожалуйста, Александру Дмитриевичу, — с милой улыбкой сказала я, — что он мне глубоко неприятен, в особенности как мужчина. Благодарю вас, всего доброго.
У Марины от изумления пропал дар речи.
— Не забудете? — обернулась я от двери. — В особенности как мужчина. Ну, очень противный. Ручки ма-аленькие, глазки ма-ленькие, тьфу что за гадость.
Утешившись таким образом, а также наверняка предельно заинтриговав любимую секретаршу Трошкина, я отправилась к Иратову. В дороге я со сладким замиранием сердца представляла себе, как Марина будет докладывать начальнику о моем демарше, какие выберет слова, чтобы сообщить о его чрезмерной противности. Ух! Веселая жизнь пошла. Не сомневаюсь, что Марина не станет щадить Трошкина и скажет даже больше, чем я просила.
Далее, по плану, придуманному Васей, предстояло максимально настроить Иратова против Трошкина. Если они сообщники и оба замешаны в убийстве, то они должны защищать и выгораживать друг друга.
— Далее, — инструктировал меня Вася, — предлагай ему поймать Трошкина на аморалке. Типа, «я поняла, что он — не ангел, потому как ко мне приставал как зарезанный. Хорошо бы найти следы его грехов и показать народу». Интересно, что скажет твой Иратов.
— Мой?!
— А я, что ли, ему алиби организовывал?
Переговоры с Иратовым прошли на высоком эмоциональном уровне, но ни на сантиметр не приблизили меня к разгадке. Он принял меня с распростертыми объятиями, внимательно выслушал все доводы, часть из которых попытался опровергнуть, но вяло, неубедительно. В конечном итоге Вадим Сергеевич вынужден был признать, что его добрый друг Саша Трошкин — предатель и иуда, что, впрочем, одно и то же.
— Итак, — подвела я черту, — теперь вы все знаете, а значит, не так уязвимы, как раньше. Вот, собственно, и все.
Я сделала вид, что собираюсь откланяться.
— Вы уходите? — удивился Иратов.
— Конечно, — в свою очередь удивилась я. — Больше мне ничего не известно.
Упитанная тень Васи Коновалова витала над моей головой.
— Он тебя не отпустит, помяни мое слово, — внушал мне Вася каких-то два часа назад.
— Почему? — Ментовская логика часто ставила меня в тупик.
— Потому что этим ребятам везде мерещится подстава. Потому что в их гнилом политическом мире положено не верить никому. И тебе он не должен верить. С чего бы? На его глазах Трошкин к тебе клеится, дает деньги, целует ручки, а ты, не дрогнув, сдаешь ему этого самого Трошкина с потрохами. Подозрительно? Я бы на его месте решил, что ты ведешь двойную игру. А значит, он должен предпринять контрмеры — сделать вид, что верит, чтобы потом использовать тебя как сливной бачок.
— Спасибо! — с чувством поблагодарила я.
— Не за что. — Вася почесал пузо. — Иратов не должен тебя отпускать. Он должен вцепиться в тебя зубами и начать сплавлять тебе дезинформацию.
Теперь я опасливо смотрела на Иратова, трусливо ожидая, когда он покажет зубы и вцепится в меня.
— Не уходите, — попросил он. — Вы не можете вот так просто взять и уйти.
— Но… — Я скромно потупилась. — Вообще-то у меня дела. Да и зачем я вам?
— Для того чтобы было с кем посоветоваться. — Иратов смотрел на меня не мигая.
— И что же я могу вам посоветовать?
— Как мне быть. Что мне делать. Как вести себя с Трошкиным.
Я пожала плечами:
— По-моему, это и так понятно. Придумывать побольше контрпропагандистских акций против Трошкина, играть на опережение, стараться выбить его из седла еще до начала активной предвыборной кампании. Вы и сами все прекрасно знаете.
— Да. Основные приемчики знаю, — согласился Иратов. — Но здесь ситуация особая — Саша Трошкин в недавнем прошлом был моим другом. Мы сто лет знакомы. Мы все друг про друга знаем.
— И что? — удивилась я. — Что это меняет? Он вас предал, и, значит, у вас есть полное моральное право на боевые действия. Не хотите участвовать в расправе самолично — наймите бойцов невидимого фронта. Пусть на него сыплются удары не от вашего имени и без привязки к людям вашего штаба, а неизвестно откуда. Он, само собой, начнет нервничать, искать, откуда ветер дует. Это не лучшее состояние души, поверьте. Вспомните, как вы кисли вчера, когда не знали, кто против вас играет.