Победа Элинор - читать онлайн книгу. Автор: Мэри Элизабет Брэддон cтр.№ 70

Наконец, однако, ни дождь, ни буря не могли приносить более пользы этим ожидающим девам, приведенным в отчаяние. Морис де-Креспиньи положительно настоял на том, чтоб пригласить мистера и мистрис Монктон в Удлэндс.

— Прошу вас приезжать, когда вам только будет можно, хотя бы и каждый день, — писал старик дрожащею рукою, немного криво, но еще достаточно твердо для того, чтобы подписать свое имя под духовным завещанием. Две сестры не могли видеть, как он пишет без того, чтобы не вспомнить об этом акте. Написан ли он, и в их ли пользу? Или еще предстоит его написать? Или, может, его никогда не составят, а Ланцелот Дэррелль получит столь желаемое состояние, как законный наследник.

Лавииия и Сара де-Креспиньи терзались при одной мысли о возможности этого последнего случая. Они думали не об одних деньгах, землях и постройках, они думали также о доме, в котором прожили гак долго, с которым сроднились, о тех сокровищах из домашней утвари, с которых пыль они стирали сами, не допуская до них более низких рук — такими священными предметами они были в их глазах. Тут были старинные серебряные подносы, сервизы для кофе и для чая, большие фарфоровые вазы с драконами на лестнице, и игорные столы с инкрустацией в зеленой гостиной. Неужели безжалостный законный наследник захватит в свои руки и эти предметы благоговейного поклонения двух престарелых сестер? Они знали, что не могли по праву прибегать к милосердию Ланцелота Дэррелля. Не они ли настояли на его отправление в Индию и тем на век сделали его своим врагом. Может быть, было бы лучше, если бы они с ним обходились более ласково и позволили ему оставаться в Англии и бывать в Удлэндсе сколько угодно, давая ему полную возможность чем-нибудь оскорбить старого дядю.

— Кто может рассчитывать вперед на прихоти старика, — думали сестры, — может быть, от того только, что дядя редко видел Ланцелота, он к нему лучше расположен. С другой стороны, теперь угрожала еще большая опасность от внезапной прихоти, внушенной больному старику к Элинор Монктон; сестры следя за успешным ходом этой странной дружбы, становились с каждым днем бледнее и мрачнее.

Джильберт Монктон не препятствовал посещениям своей жены Удлэндса. Он знал, как тщательно дверь дома мистера де-Креспиньи ограждалась от племянницы-вдовы и ее сына, и был уверен, что там Элинор, вероятно, не встретится с Ланцелотом Дэрреллем.

Вследствие этого, мистрис Монктон пользовалась полною свободою навещать друга ее покойного отца, когда ей было угодно, и вопросом первой важности для нее было находиться в дружеских отношениях с мистером де-Креспиньи и иметь свободный доступ в его дом. Она вполне могла судить по наружному виду старика, по страшной изменчивости его здоровья, что положение его было ненадежно: один день он был весел и оживлен, а на другой лежал, обессиленный на болезненном одре. Он мог еще прожить несколько лет или умереть внезапно — умереть, оставив свое состояние в руках Ланцелота Дэррелля.

Две сестры с возрастающим беспокойством наблюдали за успехами мистрис Монктон в расположении их дяди. Старик как будто повеселел в ее обществе. Он не имел и тени подозрения об истине, он верил вполне, что сходство между молодой женой нотариуса и Джорджем Вэном один из тех случаев, которые встречаются в жизни каждого. Он думал это, а между тем, несмотря на то, ему казалось, что присутствие Элинор возвращало ему честь утраченной молодости. Ему даже как будто возвратилась память в обществе дочери его покойного друга: он мог сидеть с ней целыми часами, разговаривая так, как не слыхали его племянницы, чтобы он говорил уже много-много лет; он рассказывал о том прошлом, в котором Джордж Вэн играл такую важную роль.

Элинор никогда не наскучали его рассказы, и Морис де-Креспиньи находил наслаждение передавать их слушательнице, которая слушала их с таким участием. Он привык только к равнодушной учтивости своих племянниц; случалось иногда, что, слушая его, они подавляли зевоту в самую интересную минуту рассказа и тем перебивали нить его мыслей очень неприятным образом. Их неподвижные и тупые физиономии производили неприятное впечатление, как будто смотрели на него и слушали двое деревянных шварцвальдских часов. Он не привык к тому, чтоб во время его разговора было к нему обращено прекрасное, серьезное лицо, пара ясных, серых глаз, оживлявшихся новым блеском в критическую минуту рассказа и прелестные губы, полураскрытые от напряженного внимания.

Старик не привык ко всему этому, он совершенно сделался рабом и поклонником Элинор. Старые девицы поистине радовались, что мисс Винсент уже замужем за Монктоном, а то, пожалуй, мистер де-Креспиньи мог бы привязаться к ней до безумия. Мисс Винсент могла быть побуждена корыстолюбием и вместо Толльдэльского Приората Удлэндс мог бы получить новую хозяйку.

На счастье Элинор, встревоженные души старых девиц были в некоторой мере успокоены несколькими словами Мориса де-Креспиньи в разговоре с мистрис Монктон. В числе сокровищ, которыми владел старик, и воспоминаний о прошлом, главная ценность которых заключалась в мысли ими возбуждаемой, было одно особенно драгоценное для Элинор. Это был миниатюрный портрет Джорджа Вэна в одежде, которую он носил шестьдесят лег тому назад, в Оксфордской коллегии.

Этот портрет был очень дорог для Элинор. Отделка не представляла дивного произведения искусства, но терпеливое, добросовестное исполнение, которое стоило более времени и денег, чем изображения половины членов Нижней Палаты могли бы стоить теперь. Портрет представлял белокурого юношу с ясными голубыми глазами, исполненными надежд. Это было живое олицетворение юности ее покойного отца. Глаза ее наполнялись слезами, когда она смотрела на эту миниатюру на слоновой кости в овальном футляре красного сафьяна.

«Крокодил», — подумала одна из старых дев.

— Льстивая угодница, — пробормотала себе под нос другая.

Но именно этот портрет и подал повод к разговору, который имел такое благодетельное, успокаивающее действие на двух сестер.

— Да, моя милая, — сказал Морис Де-Креспиньи, — этот портрет был написан шестьдесят лет тому назад. Джордж Вэн, будь он теперь жив, имел бы около восьмидесяти. Вы сами, вероятно, не можете судить о вашем сходстве с этим лицом, редко бывает, чтоб мы видели, его сами! Но лицо этого юноши до того походит на ваше, моя милая, что вы мне напоминаете мою молодость точно гак же, как запах старомодного цветка, изгнанного нашим усовершенствованным садоводством в палисадники коттеджей, напоминает мне лужайку, где я в детстве игрывал у ног моей матери. Знаете ли вы, что я намерен сделать, мистрис Монктон? Элинор подняла немного брови, плутовски улыбаясь, как будто говоря: — «Я не в силах разгадать ваших причудливых фантазий».

— Я намереваюсь в моем завещании назначить вам этот портрет.

Обе старые девы вздрогнули, взволнованные одним и тем же чувством: глаза их встретились.

Старик написал завещание или еще думает его написать. Это намерение уже имело свое значение. Они так много выстрадали от мысли, что их дядя умрет, не оставив завещания, и имение, конечно, перейдет в руки Ланцелота.

— Да, моя милая, — повторил мистер де-Креспиньи, — я оставлю вам этот портрет после моей смерти, он не имеет никакой ценности, но я и не желаю, чтобы вы, когда меня не станет, имели другой повод вспоминать обо мне, как только по нежному чувству вашего сердца. Вы слушали с живым участием мои рассказы о Джордже Вэне, со всеми его недостатками, которых я вовсе не отвергаю, он был и лучше меня и с более блестящими дарованиями. Может быть, вам иногда доставит удовольствие взглянуть на его портрет. Вы озарили лучом солнца очень печальный путь жизни, моя милая, — прибавил старик, не обращая никакого внимания на то, как мало лестного заключалось в этом замечании для его преданных сиделок и попечительниц, — Я вам очень благодарен. Если бы вы не имели состояния, я бы оставил вам денег, но вы замужем за богатым человеком и, кроме того, мое имение уже предназначено. Я не имею права им распоряжаться по собственному усмотрению, на мне лежит исполнение долга, долга, который я считаю священным, и я исполню его.