Мария за это время сделала сто двадцать инъекций и отправила кровь в лабораторию. Когда прибудут результаты, они с Шукальским решат, что предпринять дальше.
– Сергей, я просто не понимаю, что происходит. Правда, я ничего не понимаю, – вдруг заговорил Леман Брюкнер.
– Ты снова за старое? – Мускулистый русский приправил специями варившуюся в котелке капусту, вытер со лба пот и осевшие на него капли пара. – Может, тебе все это померещилось?
– Нет, не померещилось! – крикнул Леман из жилой комнаты. Он сидел в мягком кресле перед камином, положив ноги на табуретку и держа в руке стакан с водкой. Его узкое лицо нахмурилось. Это беспокоило его уже несколько дней. – Говорю тебе, из лаборатории исчезает стеклянная посуда.
– Кому она нужна?
– Не знаю, но оба врача снова долго работали в лаборатории. Знаешь, они работали допоздна, после того как я ушел. Но, когда я потом все проверил, мне не удалось найти ничего такого, из чего можно было бы выяснить, чем они занимались.
– Что ж, Леман, они ведь врачи.
– Конечно, они врачи. Но для этой цели они взяли на работу лаборанта. Я должен заниматься такой работой. Что ж, они могут заниматься этим изредка, но не так часто! Говорю тебе, Сергей, происходит что-то непонятное.
Сергей накрыл котелок крышкой и вытер руки полотенцем. Подойдя к двери, он сказал:
– Ты слишком много беспокоишься. Ты слишком серьезно относишься к своей работе. Почему бы тебе не забыть о ней после возвращения домой?
– Сергей, это не так просто. Совсем непросто.
«Да, это нелегко, – подумал Брюкнер, когда его друг вернулся на кухню, чтобы нарезать солонину. – Ты ведь ни о чем не догадываешься. Ты не знаешь о рапортах, которые я должен писать Дитеру Шмидту. Ты просто не знаешь, в какой опасной ситуации я оказался. Я же не могу пойти к нему и сказать, что из лаборатории исчезло несколько пробирок и колб. Он рассмеется мне прямо в лицо. Он поиздевается надо мной. Он и так издевается».
Леман поднес стакан к губам и откинул голову. Он почувствовал, как водка, обжигая горло, устремилась внутрь. Дитер Шмидт никогда не упускал случая напомнить Брюкнеру, что за полтора года его работы тайным агентом тот так и не вышел на след группы Сопротивления, действующей в этом крае. И по этой причине Шмидт считал его презренным субъектом.
И Брюкнер никак не мог забыть об украденных из лаборатории материалах. Быть может, они смогут дать ему ключ к чему-то. А может, все это не имело никакого значения. Но если это что-то значило и выводило на нечто более важное, нежели кража небольшого количества бензина, тогда этим стоит заняться. И тогда он покажет Шмидту.
Для ушей Сергея он громко сказал:
– Пожалуй, я кое-что проверю.
Наконец из Центральной лаборатории Варшавы пришли результаты анализов крови первых пациентов. Они оказались положительными. Всех, кому делали инъекции, внесли в список. Неделю спустя Шукальский снова уехал в отдаленные районы.
Глава 17
Авраам Фогель стоял на берегу в нескольких сотнях метрах от пещеры, вдруг он заметил, как на противоположной стороне замерзшего русла среди деревьев показались две фигуры. Даже с этого расстояния он видел, что оба одеты в потрепанную коричневую униформу польской армии, шапок на них не было. Авраам наблюдал, как те, спотыкаясь и поддерживая друг друга, хромали вдоль берега. Внезапный снегопад стал набирать силу, и юный еврей поежился под теплым пальто и шапкой из овечьей шерсти.
Приняв необдуманное решение, он поднял руку над головой и крикнул:
– Эй! Вы, там!
Солдаты тут же спрятались за дерево, неловко схватились за винтовки и прицелились.
– Не стреляйте! – крикнул Авраам, осторожно спускаясь с берега на лед. Через падавший снег он заметил, что ни один из этих солдат не способен твердо держать винтовку в руках. – Я друг!
Солдаты молчали и продолжали целиться. У одного было бледное лицо и синие губы, он прижался к дереву, ища опоры.
Авраам осторожно шел по толстому льду, вытянув руки, чтобы удержать равновесие. В теплом пальто, шерстяной шапке и толстых перчатках он напоминал медведя, тяжело передвигавшегося на задних ногах.
– Я друг! Не стреляйте!
После короткой паузы один из солдат откликнулся:
– Тогда бросай свое оружие!
На ремне у Авраама висела кобура с пистолетом. Он немного подумал, затем решил поступить так, как ему велели. Стоя посреди замерзшей реки, он расстегнул ремень и медленно опустил его на лед.
– А теперь иди сюда! – крикнул опустившийся на колени солдат.
Авраам пошел к солдатам, для равновесия вытянув руки. Когда он приблизился к ним на расстояние нескольких метров и начал тяжело подниматься по берегу реки, тот солдат, который говорил последним, вышел из-за дерева. Он осмотрел Авраама с ног до головы, затем опустил винтовку.
– Кто ты? – спросил он на польском диалекте, распространенном на севере страны.
– Меня зовут Авраам Фогель.
Солдат не скрывал своего удивления.
– Еврей? С оружием?
Авраам пропустил его слова мимо ушей и смотрел на второго солдата, который лежал с закрытыми глазами, прислонившись к дереву.
– Вашему другу плохо.
– Это правда. Мы со Станом уже давно ничего не ели.
– Откуда вы?
Солдат настороженно вглядывался в молодого еврея.
– Как раз об этом я хотел тебя спросить. Насколько я понимаю, ты скрываешься.
– У нас недалеко отсюда лагерь.
– Партизаны?
– Мы можем накормить вас и предоставить теплое укрытие.
Солдат еще некоторое время изучал худое лицо Авраама, затем перебросил винтовку через плечо и протянул руку.
– Кажик Сковронь, лейтенант польской армии.
Они пожали друг другу руки.
– Станислав Понятовский, – с трудом поднимаясь на ноги, сказал другой солдат: – Авраам Фогель, мы рады, что встретили тебя. Сам Бог услышал наши молитвы.
Кажик широко улыбнулся и поддержал своего товарища.
– Богу не откажешь в чувстве юмора. Два католика молят его о помощи, а он посылает им еврея!
Авраам повел их через замерзшую реку, остановился, чтобы забрать свой пистолет, и привел обоих в пещеру. Помогая Станиславу протиснуться через узкий проход, Кажик от удивления сделал большие глаза.
– Но… мы совсем недавно проходили мимо этой скалы! Здесь не было никакого прохода! Знаю, мы стояли на другой стороне реки, но все же… – Его голос оборвался, когда он увидел людей вокруг костра. Затем его взгляд остановился на котелке Эстер Бромберг с жарким из кислой капусты, и он облизнул губы.