…Когда некоторое время спустя он вновь стоял на этом пороге,
ноги у него подгибались и слегка кружилась голова. Холод проникал под
беспорядочно распахнутую одежду, но он не чувствовал холода. Все существо его
трепетало и точно бы улыбалось блаженно. Среди сонма восхищенных мыслей,
обращенных к той, что все еще лежала недвижима на лавке, была одна, почти
испугавшая Десмонда. Он подумал, что хорошо бы никогда не расставаться с этой
нежной красавицей, впервые познавшей любовь в его объятиях. Как это ни странно,
ему еще ни разу не доводилось обладать невинной девушкой. И когда его бывшая
пассия Агнесс, например, заводила свою надоевшую песнь о том, что милорд
похитил ее девство, разрушил жизнь, а потому должен подарить ей еще ленту, еще
туфли, еще чулочки или прочую чепуху, молодой человек не слишком ей верил.
Откуда ему было знать, как все произошло, если он проснулся в постели Агнесс
после чудовищной попойки, когда голова просто начетверо раскалывалась с
похмелья? Да и так ли уж важно – лжет Агнесс или говорит чистую правду? Так
думал он прежде, не понимая и не принимая этой мужской охоты за невинностью,
этой гордости причиненной болью, нанесенными разрушениями и пролитой кровью. И
вот эта случайная, невероятная встреча… оказывается, в каждом мужчине уживаются
разрушитель и творец. Десмонд еще не знал, что, уничтожая невинную, испуганную
деву, он при этом создает новое существо – дерзкое, обольстительное,
неотразимое; может быть, творит его себе на грядущую погибель.
Тем не менее предчувствие того, что в его жизнь вошло что-то
новое, неведомое и тревожащее душу, овладело Десмондом. И он медлил, медлил на
пороге, не в силах отвести взгляда от той, что лежала там, в ворохе смятых
одежд, на широкой банной лавке, ставшей ложем наслаждения.
Внезапно сквозь частый стук крови до него донеслись тяжелые
шаги совсем рядом. Кто-то вошел в предбанник!
Олег?.. Ринулся на поиски кузена? Десмонду сделалось
нестерпимо стыдно при мысли о том, что Олег увидит его стоящим над этой
бесчувственной девушкой с кровью на белых обнаженных бедрах. Он только и успел,
что резким движением набросить на нее свою тяжелую шубу, прикрывая от
нескромного взора, а сам отпрянул за дверь, в густую, непроглядную тень, –
и вовремя: чья-то рука уже взялась за щеколду.
Дверь открывалась внутрь, и пришедший толкнул ее так сильно,
что Десмонда едва не пришибло. Он отпрянул, вжался в стену, отчаянно молясь,
чтобы Олег ушел так же, как и пришел, убедившись, что кузена здесь нет, и
посовестясь беспокоить спящую. Надежда, впрочем, погасла, едва вспыхнув, когда
вошедший ступил вперед и затворил за собой дверь.
Он загородил светящийся огарочек, и все, что мог различить
Десмонд, это темную остолбеневшую глыбу, но постепенно глаза его привыкали к
темноте, и он различал очертания кряжистой, широкоплечей, длиннорукой мужской
фигуры в тулупе и меховом треухе. Сердце стукнуло тревожно: это не Олег,
сомнений нет. И не кучер Клим. Это совсем незнакомый селянин!
Его догадку подтвердил тяжелый голос – никогда не слышал
Десмонд такого грубого, скрежещущего голоса!
– Мать честная! – пробормотал пришедший, а потом, чуть
громче: – Эка притча!
Десмонд непонимающе вскинул брови: только полный,
безнадежный кретин мог принять эту молодую красавицу за свою мать! Впрочем,
очевидно, пришедший ошибся в темноте. Вот он шагнул к лавке, наклонился,
потянул за тяжелый воротник, скрывший лицо девушки до самых глаз… и Десмонд
ощутил всем существом своим, как вздрогнул этот нежданный гость, потому что шуба
скользнула на пол, открыв нескромному взору полунагое бесчувственное тело.
Ноги у Десмонда подкосились. Ох, что же сделал, что сделал
он с этой девушкой, так нежно и доверчиво улыбавшейся ему?! На какой позор
обрек ее! Да разве можно надеяться, что этот человек сохранит тайну… не
растрезвонит всей округе о том, что увидел вьюжной рождественской ночью?
И вдруг сердце его с болью сжалось. А что, если он по
случайности занял место этого мужчины? Что, если девушка ожидала в баньке не
кого попало, а именно этого здоровяка, коему было предназначено сделаться ее
первым обладателем? Выходит, Десмонд похитил то, что по праву должно было
достаться другому?..
Ревность ослепила его, ноги подкосились. Она ждала другого,
а ежели тот не пришел, сгодился первый попавшийся! Десмонд даже ахнул от злого
стыда – и ладонью испуганно зажал рот: не услышал ли незнакомец?
Однако тот, чудилось, вообще ничего не видел и не слышал
сейчас. Но вот он надсадно втянул в себя воздух, громко причмокнул, а в
следующий миг глыба его тела как-то нелепо зашевелилась, и Десмонд не сразу
понял, что пришедший сбрасывает с себя тулуп. Мелькнула было глупая надежда,
что он тоже решил прикрыть лежащую, чтоб не замерзла, но тут же мужик,
торопливо шаривший по своему телу, чуть шатнулся в сторону, на миг став боком к
свече, и Десмонд увидел на бревенчатой стене уродливо изогнутые очертания его
тела с каким-то огромным, устрашающе огромным предметом, торчащим внизу живота.
Зрелище было столь чудовищное, что Десмонд не поверил
глазам. От несообразности свершавшегося он просто-таки обмер – и некоторое
время тупо глядел, как мужик враскоряку взгромождается верхом на лавку,
накрывая своей громадой бесчувственное тело. Но вдруг раздался пронзительный
крик, и столбняк, овладевший Десмондом, исчез. Нет, не призыв, не радость
заждавшейся любовницы слышались в этом крике – исступленный, отчаянный ужас!
Нелепые догадки, выдуманная ревность развеялись, как дымок
под порывом ветра. Не глядя, он схватил что-то, оказавшееся под рукой, и с
размаху послал этот предмет вперед…
В это мгновение очнувшаяся девушка с такою силой ударила
коленом навалившегося на нее насильника, что тот отпрянул – и голова его с
грохотом врезалась в летящее оружие Десмонда, коим оказалась деревянная шайка.
Что-то разлетелось на куски. Через мгновение Десмонд понял:
это, к сожалению, не голова разбойника, а шайка.
Мужик окаменело сидел верхом на лавке, покачивая, словно бы
с легкой укоризною, головою в треухе (охваченный похотью, он даже не снял
шапки!). Десмонд судорожно зашарил вокруг, мечтая отыскать снаряд поувесистее,
но тут мужик покачнулся, а потом медленно, будто нехотя, сполз с лавки и
простерся на полу. Девушка, приподнявшись и прижав колени к подбородку,
мгновение глядела на него расширившимися от ужаса глазами, а потом вдруг
обессиленно рухнула навзничь, и Десмонд понял, что она вновь лишилась чувств.
Десмонд осторожно шагнул вперед, отлепил от стола огарочек и
склонился над недвижимым насильником. И отпрянул: вытаращенные застывшие глаза
глянули на него, рот ощерился в застывшей ухмылке. У Десмонда невольно смутился
дух от тяжелого предчувствия. Схватил лежащего за грудки, тряхнул… у него
запрокинулась голова, наконец-то свалилась шапка… и Десмонд сообразил, что
внезапный соперник его мертв.
* * *