Мать глянула на полицейского, удивленно склонила голову:
— Почему вы спрашиваете?
— Нипочему. Но… Он ехал с такой скоростью — слишком гнал. Судмедэксперт проведет вскрытие — в подобных делах всегда проводят. Проверят кровь на алкоголь, посмотрят, нет ли рубцов на сердце, кровоизлияния в мозг. Может, ваш муж просто-напросто уснул за рулем. Вы сказали, у него в последнее время по ночам были проблемы. Бессонница?
Мать кивнула.
— Среди ночи молоко в микроволновке грел, я часто слышала. Иначе не мог заснуть. — Перевела взгляд на кресло Генри и снова уплыла в свой мир между мирами.
— Может, в том и дело, — сказал Бризбуа, натягивая фуражку. — Усталость водителя. Просто, понимаете… есть такая вещь, называется «грязевые следы». Они остаются внутри отпечатков покрышек. Когда автомобиль едет с большой скоростью, а потом его поворачивает против импульса движения, даже если не применялись тормоза, возникает напряжение. Это видно: машина едет в одну сторону, колеса повернуты в другую. В следах покрышек там, где машина ушла с дороги, мы обнаружили очень четкие грязевые следы. Если человек засыпает за рулем, а потом вдруг просыпается и выворачивает руль, такие следы останутся. Но тогда ваш муж пытался бы свернуть обратно, на дорогу; следы уводили бы его к мосту. А тут наоборот. От моста, к насыпи.
Бризбуа запустил в них этими данными, как глубинной бомбой, и теперь внимательно наблюдал за реакцией. Мать, похоже, совсем запуталась. Сын жевал сырные шарики и хмурился. Дочь и не вздрогнула — кажется, почти не дышала.
— Ну, значит, батя растерялся, — раздраженно сказал Уоррен. Облизал пальцы, заляпанные оранжевым. — Свернул не туда. Вы к чему клоните?
— Мы нашли второй отпечаток покрышек. Позади, выше по дороге, на спуске с холма. Кончается задолго до моста.
Уоррен склонился ближе:
— Вы считаете, его кто-то согнал с дороги?
— Вполне возможно.
— Я так и знал! Быть такого не могло, чтоб батя так мчался! Он всегда трясся над правилами. И травмы такие, это же… — И он умолк.
Лора повернулась к брату:
— Ты видел папу? Видел…
— Кто-то же должен был. И уж явно, блин, не мама. — Он сверкнул глазами. — А тебя где носило? Мне аж из Спрингбэнка переться пришлось. А тебе, черт бы тебя побрал, всего-то по холму пешком спуститься.
Она работала допоздна и включила голосовую почту — отец завел привычку, когда не спалось, звонить среди ночи. У нее сроки поджимали, она не подходила к телефону, а сообщения он не оставил. Щелчки одни. Лишь чистя зубы, она нажала «Прослушать» и услышала голос — не отцовский, а мамин: «Лора, возьми трубку… пожалуйста».
Лорин отец — лежит в болезненной зелени флуоресцентных ламп.
— Ты ездил? — спросила она. — Видел папу?
Уоррен не ответил, не желал смотреть на нее, глаз не отводил от полицейского, не моргал, ни дюйма земли не сдавал печали, предпочел, как обычно, злость.
И в этот миг испарились прошедшие годы — улетели, как перышки в битве подушками, и вот он перед ней, ее старший брат. Совсем большой брат. Уоррен Кёртис — меряет взглядом злых девчонок, заставляет их извиняться перед его младшей сестрой. Уоррен — сматывается на кровавый ужастик в кино, тащит с собой Лору, сжимает ей локоть, в ключевые моменты шепчет: «Не смотри, ну-ка, отвернись!»
Лора попыталась поймать его взгляд. Одними губами сложить «спасибо», как его жена сложила «привет», но он не желал смотреть, не мог.
«Если посмотрит — заплачет, — подумала она. — А этого нельзя. Он так не может. Стоит начать — и конца не будет».
— То есть вот в чем дело? — спросил Уоррен полицейского. — Какие-то уёбки поехали кататься, для забавы согнали старика с холма. Найдите их, не то я сам их найду.
— Окороти язык, — попеняла мать, вновь вернувшись к общей беседе.
Уоррен и ухом не повел.
— Черт возьми, сержант. Я смотрел «Место преступления».
[2]
Вы что, не можете проверить эти покрышки по базе данных какой-нибудь, найти этих мудаков?
— Следы покрышек — не отпечатки пальцев, — сказал Бризбуа. — Они постоянно меняются. Это же резина, она мягкая. Через неделю, даже завтра следы были бы другие. Покрышка напоролась на камень, кусок резины отлетел, появилась трещина — все, след поменялся. При этом да, мы можем найти следы, соответствующие некой покрышке. Но центрального каталога покрышек не бывает. Нельзя найти автомобиль только по следам.
Лора повернулась к панорамному окну, увидела отражение гостиной. Брат, мать. Полицейский, Лора. А отца больше нет.
Язык. Скрывает и обнажает равно.
«Тебя я люблю». Почему он так сказал?
8
Дымка над зеленой водою. Дети — ждут. Когда мужчины закончат, позовут малышню. Те сползут со своими ведерками, соберут рыбешку, которую пропустили старшие. Позовут уже скоро; мужчины бродят в приливной волне, согнувшись в три погибели, тянут сети.
Лагуна изливалась в мангровые ручьи, ручьи — в канал, канал — в залив. А залив куда? Кто его знает. В море, в небо? В то, что между ними?
— Мы живем в мокром неводе, попались накрепко, как сомы и креветки. — Так на диалекте Дельты выражался отец мальчика — по своему обыкновению, повсюду находя закономерности.
Небо налилось предвкушением дождя.
С травянистого взгорка над лагуной мальчик глядел, как в грязно-зеленых водах внизу снуют мужчины. За его спиной на тропинке гуськом выстроились другие дети.
— Нам еще не пора, — сказал им мальчик — он был назначен вожаком. — Подождем возле пушки.
9
Лора вышла на холод. Сержант Бризбуа пытался поймать ее взгляд, говорил негромко, и каждый слог превращался в пар.
— Вы как? Справитесь?
Она оглянулась на многоэтажки, закладками торчавшие среди деревьев. «Справлюсь ли я?» А мы справимся? Это еще вопрос.
Лора хотела остаться, но мать отказалась. Брат предложил забрать маму к себе в пригород, чтоб не сидела одна, но и на это она сказала «нет».
— Хочу сегодня побыть здесь, — сказала она, и голос ее был совсем тих — скорее загадала, чем прошептала.
«Хочу сегодня остаться здесь — вдруг он позвонит».
Когда они уходили, она сидела в кухне за столом, ждала мужа, который не вернется, сколько ни жди.
— Справлюсь, — сказала Лора. — Справимся.
— Тяжело, — сказал Бризбуа. — Потерять близкого.
Она повернулась, посмотрела ему в глаза: