Инспектор засмеялся — точнее, тихонько хмыкнул:
— Это пусть ваша страна побеспокоится, когда вернетесь. — Встал, обошел стол, приблизился — она было решила, что все. Не угадала. Он глядел на ее сумку. — Извиняйте. Позволите?
Она сглотнула.
— Конечно.
Он вынимал предмет за предметом, выкладывал на стол. Когда добрался до бортового журнала «Вёрджин», у нее перехватило горло. Повезло — этот номер он уже видел. Глянул мельком.
— Блестящая статья о французских винодельнях, м-да?
Отложил журнал на стол, к мятым тряпкам и несессеру.
Оглядел эту выставку.
— И все?
— Я на два дня. Улетаю в воскресенье. В письме все есть. — Она уже объясняла в консульстве: выиграла билет куда угодно, всю жизнь мечтала об Африке. Заполнила все бумаги, уплатила все пошлины, получила приглашение, таможенно-иммиграционная служба проставила все печати.
Инспектор Рибаду улыбнулся:
— Туристка, м-да?
Она кивнула.
— Заповедник Янкари, наверное? Буйволы и бабуины? Может, улыбнется удача — увидите льва, очень редко. Это Западная Африка, мэм. У нас тут не как везде, сафари с крупным зверем нет. Но немножко львов осталось, м-да. И гиены. Смешно сказать, мэм. Туристы переживают из-за львов, а в этом мире надо бояться гиен. Они охотятся стаями, гиены. А львы прайдами. Мне нравится, — сказал он. — Прайд — все равно что братство. А у гиен какое братство? Обращали внимание?
— Не обращала.
— Горячие источники Викки. Тоже в Янкари. Очень красиво. Наверное, поедете в Викки?
— Надеюсь.
— А не выйдет. Янкари — очень удаленно. Времени мало, слишком далеко. Странно, мэм, что вы приехали, а не знаете. Столько времени у вас — повезет, если выберетесь из Лагоса.
«Повезет, если выберетесь из Лагоса». Это что, угроза? Она сунула руку в карман юбки. Под рукой пачка найр — в крайнем случае спасет, но на взятку, пожалуй, не хватит. В подкладку вшит кармашек, в кармашке тщательно сложенная купюра — сто американских долларов. Международная валюта. «Коррупция в аэропорту Мурталы Мухаммеда в Лагосе взята под контроль. Ни при каких обстоятельствах не предлагайте взятки сотрудникам аэропорта». Об этом ей твердили все турагенты, но инспектор разве не взятку вымогает? Откуп. Она вытащила купюру, спрятала в ладони.
— Жалость какая, — сказал инспектор. — Виза на месяц, а вы всего на два дня. Мужа нет?
— Мужа нет.
— Тогда… кто вас содержит? У вас есть отец, м-да?
— Я сама себя содержу.
— Понимаю. Кем работаете, мэм?
— Я литературный редактор. Работаю с текстами. Грамматика. Проверка фактов. Указатели. В таком духе.
— Понимаю. Журналистка? Пишете очередную статью о Разбитом Сердце Африки?
— Я не по работе. Я туристка.
— Но вы в журнале работаете? — Он взял журнал из самолета. — Может, притворяетесь туристкой, чтобы въехать без журналистских документов? Визу не оформлять.
— Нет! — сказала она. Слишком поспешно. — Нет, не в журнале.
Он заметил эту ее резкость, но вспышку паники с бортовым журналом не связал. Отложил рассеянно.
— В газете?
— Книги главным образом. Биографии. Это все… вообще ничто.
— Как же ничто, если что-то? Вы, по-моему, скромничаете, мэм. У всех свои истории, м-да? Свои секреты. Иногда маленькая деталь — а самая важная. — Он снова оглядел ее пожитки на столе — тампоны и футболки, носки клубками. — Нет фотоаппарата, — сказал он.
— Что?
— Нет фотоаппарата. Турист без фотоаппарата. Как такое вижу, сразу… тревожусь.
— Мобильник, — сказала она. — Я снимаю на мобильник.
— Столько ехали до Африки, чтобы снимать телефоном?
— Я думала… думала купить фотоаппарат, когда до гостиницы доберусь.
Он снова глянул в иммиграционную анкету.
— А, ну да. «Амбассадор», в Икедже. Очень близко. Из аэропорта видно. Шикарные апартаменты. Наверняка есть магазины, купите фотоаппарат, сможете… — он задумался, подыскивая слово, — обессмертить свое пребывание в Лагосе. — Улыбка его смягчилась, он принялся складывать ее вещи в сумку, и первым журнал — плоско, на самое дно.
Не заметил.
Не взрывчатку, не наркотики, не деньги в нычке. Гораздо взрывоопаснее. А он не заметил.
Пока он застегивал молнию, она украдкой сунула сто долларов в кармашек юбки.
— Прошу вас, мэм. Приятно провести время.
— Спасибо. Обязательно. — Она подхватила свой багаж, медицинские справки запихала в карман сумки, заторопилась.
— Мэм?
— Да?
— И последнее. Скажите, вы слыхали о нашей нигерийской беде? О четыре-девятнадцать?
7
Так говорил отец, уходя. Так сказал отец Лоры, когда они виделись в последний раз. «Тебя я люблю».
Почему он так сказал?
«Тебя я люблю». Сколько лет она не слышала такой конструкции.
Миссис Кёртис протянула сержанту Бризбуа очередную чашку чая. Сказала:
— Трудно вам, наверное, каждый день с такими вещами сталкиваться. Простите.
Лорина мать извиняется перед полицейским за смерть своего мужа.
«Жену подозреваем?»
«Жену всегда подозреваем».
Близнецы пытались просочиться назад из столовой. Уоррен вернулся из кухни с сырными шариками. Он кипел, к чему вообще был склонен. А Лора? Лора раз за разом проигрывала в голове на веки вечные последние слова отца: «Тебя я люблю».
Бризбуа спросил, принимал ли Лорин отец лекарства, в ответ услышал: нет, даже ибупрофен не пил. Теперь сержанта интересовали явные нестыковки в отцовском маршруте.
— Миссис Кёртис, — Хелен, можно так? — в подобных ситуациях мы обычно подробно расписываем последние сутки. — На кофейном столике лежала карта города. — Ваш муж работал на восточной сортировочной, на тропе Черноногих, правильно?
Мать кивнула.
— Но происшествие случилось на Огден. Насколько я понимаю, он ехал не в ту сторону. Почему? Что-то забыл, развернулся, поехал домой? Как думаете?
— Может быть. Не знаю.
Вмешался Уоррен:
— Вам не кажется, что ей вполне достаточно на сегодня?
— Разумеется, — сказал сержант Бризбуа. Допил чай, встал и, уже застегивая куртку, спросил как бы мимоходом: — Хелен, у вашего мужа не было причин опасаться за свою жизнь, вы не знаете?
Уоррен фыркнул:
— У бати? Ерунда какая.