Поглядела на Бризбуа, улыбаясь, в глазах слезы.
— Кто бы мог подумать, — сказала она.
— Что такое?
— Свитер. — На одном снимке виден вязаный узор. Геометрический. Не олени. — Кто бы мог подумать, что у папы больше двух свитеров? — Слезы набухли, но не пролились.
— Мисс Кёртис, у нас есть отдел помощи жертвам, психологи, они работают с теми, кто пережил горе, если нужно…
— Горе? — спросила она. — А пустота? У вас есть специалисты по пустоте? По сожалениям? По тому, что забыл сказать?
— Лора, если хотите с кем-нибудь поговорить…
— Я хочу побыть одна. Пару минут. Можно?
— Конечно. Хотите кофе?
Она хотела кофе, но когда Бризбуа его принес — с пакетиками сливок и сахара, «Я не знал, как вы пьете», — кофе она уже не хотела. Запихнула фотографии в папку и ринулась мимо Бризбуа, сдерживая всхлип.
Надо было пойти за ней. Надо было догнать, спросить: «Чем вам помочь?»
Не догнал и не спросил.
А сейчас она стояла в угловом окне.
— Сержант Бризбуа? Отдел убийств.
Вызвали СУТ. Сообщили о загоревшемся транспортном средстве. Горело не средство — горел человек. Была замечена машина, но она умчалась, остались только мрачные запахи и тело. Не мертвец, но почти на грани.
— Вызывайте убойный, — сказал Бризбуа, когда «скорая» занялась жертвой.
Бризбуа оглядел переулок — дымящиеся мусорные пакеты, расплавленный пластик и подпалины на асфальте, негатив, вплавленный в плоский картон мостовой: на почернелом фоне бледный абрис — там, где, свернувшись калачиком, лежало тело.
— Оклемается, как думаете? — спросил полицейский из отдела убийств.
— Вряд ли. Третья степень, почти все тело. «Скорая» говорит, кожа слезает уже.
Эмброуз Литтлчайлд. Без определенного местожительства. Изначально проживал в Форт-Макмёрри. Полиции известен. Попрошайничал, бутылки собирал. Эти подробности всплывут в течение вечера. Свидетели — невменяемые, невнятные и ненадежные, такие же обитатели улицы, — сказали, что их было четверо, или сорок, а может, сто. На вид студенты.
— Каковы на вид студенты? — спросил Бризбуа.
— Как не мы.
Нападавшие, урча мотором, въехали в переулок на спортивном автомобиле, в фургоне, на велосипедах, обнаружили спящего Эмброуза, вылезли, хихикая и усмехаясь, связали его, дали по башке, заорали, зашептали, облили Эмброуза бензином, подожгли.
Тут разногласий не было. Эмброуза подожгли.
— Мы его одеялами тушили, ага? Так одеяла тож загорелись.
Когда его грузили на носилки, Эмброуз что-то булькал себе под нос на давно забытом языке, рассказывал сказки, которых никто не услышит. Вскоре потерял сознание, будто сознание — шарик воздушный, и Эмброуз его отпустил, веревочка убежала, ускользнула меж пальцев.
Когда приехал отдел убийств, Бризбуа уже дважды обошел место преступления, среди мусорных мешков обнаружил зажигалку и пустую пластиковую бутылку. Мутная бутылка, открытая — присев на корточки, он почуял кисло-сладкую бензиновую вонь. Поставил над бутылкой и зажигалкой нумерованные карточки разметки и пошел дальше.
— Ну что, сворачиваемся? — спросил кто-то из СУТ. — Теперь пускай убийства работают?
Бризбуа кивнул.
— Пошли глотнем чего-нибудь?
Смена почти закончилась.
— Нет, без меня. Мне еще в «Семь-Одиннадцать» за кошачьим кормом. Ну и денек выдался.
Красное на синем, вспыхивает в тонированном стекле и четкой геометрии городского ядра. В доме наверху — свет в угловом окне.
Чего ей не спится в такую поздноту?
62
На подготовку кадунского маршрута ушло больше времени, чем планировал Игбо Джо, — «честных днем с огнем», как он выразился, — и Ннамди очутился на диких улицах Геенны. Его подрядили отлаживать двигатели: вообще-то, он не учился на автомеханика, но прикладные знания — конек Дельты, и освоился он довольно быстро.
Гараж занимал целый квартал. Металлическое строение, гнутое, как дренажная труба, бетонный пол в бензиновых разводах. Кто Ннамди нанял и кто владел гаражом, так и не выяснилось — скользкий вопрос, вечная путаница, конфликтующие претензии и конкурирующие гильдии. Впрочем, помятые такси и пострадавшие мини-фургоны все равно набивались в гараж, а механики колотили по бамперам и проржавленным швам, металлом по металлу, и брызгали искры — водопады, фейерверки.
Спал Ннамди в койке над ремонтным цехом, а ночами опасливо выбирался в запруженные переулки Геенны. По улицам катились голоса, воздух напитался запахами — от уличных нужников до облачного пара кипящих клецок гарри. В порту мешанина диалектов и языков — и не догадаешься, что Портако — город игбо. Ннамди слышал огони, ибибио и десяток вариаций иджо, хотя из дальней Дельты ни одного.
Даже если не срастется поездка на север, можно остаться здесь — здесь крыша над головой, постель, работа. Ему повезло. Отцовский ору приглядывает, больше некому.
Долгое ожидание завершилось — распахнулся занавес.
Протертая тряпка, пришпиленная над койкой Ннамди, отлетела в сторону — на такой темперамент способен только Игбо Джо.
— Вставай, лодырь! Подъем! — Джо от восторга аж вело. — Вставай! Приехала! Красотка — загляденье.
Ннамди, просыпаясь на ходу, побрел за Джо вниз по лестнице. Половину ремонтного цеха занимала грузовая цистерна. Она воцарилась здесь, и такси с фургонами прижались к стенам. Овцы, уступившие дорогу альфа-барану.
Кабина сворочена, чтоб уместилась, сама цистерна покоится на шеренге колес.
— Подрегулировать надо, — сказал Джо. — Вот и займись. Давай-давай. Глянь.
Джо шел вдоль цистерны, и под расточительными его хвалами она как будто росла.
— Шестнадцать колес! Одно проколешь — и не заметишь даже.
Покрышки, отметил Ннамди, потерты, но еще не облысели.
— Койка за водительским сиденьем, место под провиант и багаж есть.
Ржавые петли. Паутина трещин на ветровом стекле, вся кабина в причудливых завитках, зеленых и золотых, а на боку девиз на счастье: «Мечтать не вредно». Ннамди обошел цистерну, еле протиснулся; на другом боку лилово-оранжевым значилось: «И это тоже пройдет».
— Еще как пройдет, — сказал Джо, увидев, как Ннамди читает послание. — Всё в пути! — Он тяжеленной лапищей хлопнул по дверце. — Нефти под завязку, прямо в Портако и очищали. ООК закрыла производство, но нам еще досталось. Мы всегда на шаг впереди! Даже самой густой сетью не поймаешь тени. В Ониче так говорят. Тут тридцать тысяч литров. Один раз скатались — и год можно не работать. Я так думаю, твои-то денежки достанутся девчонкам в Геенне. Ты ж у нас молодой жеребец! — Он засмеялся, схватил Ннамди за плечо, пихнул, молчание принял за согласие.