— Что-что?…
— «Холлмарк». Я пишу поздравительные открытки для «Холлмарка». Вот так.
— Вы имеете в виду… ну, «скорейшего выздоровления» и все такое?
— И все такое. Смешно, да?
— Э-э… нет, что вы…
— Вы думали, их компьютеры пишут, эти открытки, да? Распространенное заблуждение, а вообще — кому какое дело!
— Я… я никогда об этом не думал, но… почему же… Это оригинально.
— Знаете, это может показаться глупым — пожелания, тоже мне! — но такая работа ставит автора в довольно интересное положение, я имею в виду с творческой точки зрения…
— Да, наверное.
— Дело в том, понимаете ли, что, по идее, требуется нечто противоположное задаче, стоящей перед литературой. Это очень… но… вам интересно?
— Еще как.
— Ладно, итак, литература берет некий элемент, рассматривает единичный опыт, понимаете? Это классическое противопоставление частного и общего, что, разумеется, вам известно… Познание общего через частное et cetera… это старо как мир. Между прочим, если хотите знать мое мнение, нынешние молодые литераторы чересчур хорошо усвоили это правило. Всех уже достало их вечное «я-я-я», просто какие-то пупы земли эти наши богемные обыватели, вам не кажется?
— Может, это возрастное?…
— Может быть. Тогда лучше бы помолчали, по крайней мере, еще несколько лет… В общем, я вот о чем: у поздравительной открытки задачи прямо противоположные. Я создаю антилитературу, вроде как антивещество… Удачная поздравительная открытка — это пустота, кажущаяся наполненной…
— Это красиво…
— Да, но сказано именно то, что сказано, понимаете?… И сделать это непросто, Жак, поверьте мне! Если… если не обращаться к частному, очень трудно выразить чувство, претендующее на искренность. Вот в чем загвоздка: чтобы добиться чего-то правдоподобного, что звучало бы не фальшиво, единственное наше оружие — это форма… чистая форма!
— Как интересно…
— Да, ведь… — начала она и осеклась. — Да вы же смеетесь надо мной, Жак! Ай-ай-ай, как нехорошо — над старой женщиной!
— Нет-нет, что вы! Я и не думал смеяться! Я просто… просто удивляюсь…
— Гм… Ладно, поверю на первый раз. Так о чем я? Да, о форме. И вот главное препятствие: мы не имеем доступа к референту, вам знаком этот лингвистический термин? Это и есть самые жесткие рамки! Ведь никакое общение невозможно без референта, вы согласны?
— Согласен, — кивнул я на всякий случай, совсем запутавшись.
— А в том, что мы пишем, непременно должен быть элемент общения! Нельзя же написать на открытке, ну, не знаю… например, мы, мол, очень сожалеем, что вы подхватили рак простаты… или что-то в этом роде, не важно, и в то же время — обратите внимание, Жак, вот в чем парадокс — именно это адресат должен прочитать между строк!
— И как же…
— Архетип — вот ключ!
— Архетип?
— Да, архетип… Хотите еще кофе?
— Что?… Нет… то есть, да… Но почему же архетип — это ключ?
— А как же! Судите сами… архетип, в каком-то смысле это и есть референт, только нематериальный… как бы это сказать?… неспецифический, это же очевидно, вам не кажется?
Я расхохотался.
— Да уж, очевидно… И понятия не имел, насколько все сложно…
— Вот вам суть: если заметны вложенные усилия, поздравительная открытка никуда не годится.
— Само собой, — согласился я, слегка ошарашенный.
Мэй разлила по чашкам остывший кофе.
— Ну, а вы, значит, ничего сейчас не делаете. На что же вы живете, если это не слишком бестактный вопрос? — вдруг спросила она.
— Я продал дом… вернее… полдома… Получаю кое-что за опубликованные снимки, иногда мои работы все еще покупают, да и живу я довольно скромно… но вообще-то скоро придется думать о заработке.
— Конец цикла… — задумчиво пробормотала Мэй.
— Не понял?
— Извините, мысли вслух. Мне кажется, вы подошли к концу цикла, знаете, это очень интересный момент в жизни, Жак. Интересный, но и опасный. Вам знаком И-цзин?
— Смутно. Это, кажется, что-то вроде китайского таро?
Она усмехнулась.
— Китайское таро! Да, можно и так сказать, это своеобразный оракул. Его называют «Книгой Перемен». Хотите, спросим его? Вот увидите, можете не верить, но результаты иногда бывают просто поразительные.
— Почему нет… А вы-то сами верите?
— Не знаю, это, скорее, одно из моих старушечьих хобби, — подмигнула она. — Все лучше, чем лото, не находите?
— Чем вам не угодило лото? Очень в духе дзен.
— Не порите чепухи, Жак. Погодите, сейчас я принесу книгу. Вам будет интересно.
Она пошла в гостиную к книжным полкам. Я убрал со стола остатки нашего затянувшегося завтрака. «Ваша мама хорошо вас воспитала», — оценила Мэй мои хлопоты. Она обращалась со мной, почти как с мальчишкой, но это не раздражало. О своем артрите я с ней беседовать не собирался. Мы снова уселись за низкий столик.
— Сначала мысленно сформулируйте вопрос или основную тему, неважно. Сосредоточьтесь на чем-нибудь, что вас волнует.
— О’кей, — кивнул я, подумав.
Она велела мне бросать три монетки и прилежно зафиксировала на бумаге результаты: орел — сплошная линия, решка — прерывистая. Потом, покусывая ручку, углубилась в книгу.
— Кунь и чжэнь… земля и гром. Фу… — изрекла она.
— Фу?
— Нет, не в том смысле… Фу — китайский термин, обозначающий гексаграмму. Это знак возврата.
— Ну, и что же меня ждет? — спросил я, уловив в своем голосе насмешливую нотку.
— Это не гадание. И-цзин не предсказывает, он дает совет… даже скептикам, между прочим.
— Простите. Так что же он мне советует?
Она снова открыла книгу, водрузила на нос очки.
— Ну-ка, ну-ка, посмотрим… «Возвращайтесь назад, навстречу тому, что появится вновь. Путь к осуществлению вашего дао лежит через этот возврат. Будьте непритязательны и гибки, не теряя, однако, главного в себе. Используйте ваше знание истока…»
— И что это значит?
— Вопрос не ко мне, Жак, вам виднее. А, вот еще: слабая черта у вас вторая… подождите, сейчас посмотрю, что это значит…
— Слабая черта?
— Да, изменчивая. Это влияет на толкование. Ага… вот! «Отрекаясь, возвратитесь. Оставьте то, что делаете сейчас, и вернитесь на свой путь. Проявите бескорыстие и благожелательность. Познайте человека в себе». Ну вот, это все.
— Туманно.
— Как посмотреть. Может стать очень ясным, если вы захотите… Возьмите книгу, я вам ее дарю, у меня их с десяток в разных переводах. Будет вам развлечение.