Картезианская соната - читать онлайн книгу. Автор: Уильям Гэсс cтр.№ 53

Отсюда следует, что смертная казнь может быть средством устрашения, если следует непосредственно за преступлением и постигает истинного виновника. Общество, которое косо смотрит на личную месть (и не без оснований), вместо этого мстит злодеям от имени их жертв и считает, что они исправятся, если их упрячут в тюрьму; когда юные уголовники оказываются в компании с пожизненно заключенными и обучаются у них и приемам драки, и искусству взлома; когда тюрьмы становятся отражением самого коррумпированного в мире и подверженного предрассудкам социального строя во всей его красе — хулиганство, взяточничество, подкуп, расизм, тиранство и за стенами, и внутри них; когда преступников посылают в школы усовершенствования негодяев; но по сути, оно постоянно лжет своим гражданам… Нам следует восхищаться простой и честной эффективностью кодекса Хаммурапи — всеми тремя тысячами шестьюстами его знаками. Продуманное заимствование (если я залезу в карман к бедняку, то потеряю руку, если изнасилую женщину — кое-что другое), несомненно, лучше тюремного заключения, недейственного, неэффективного и весьма дорогостоящего. Правда, потеряв одну руку, я буду воровать другой, или, как Лупоглазый — мерзкий образ, порожденный Фолкнером, — буду и дальше насиловать, хотя бы и посредством кукурузного початка, не особо переживая из-за потери, потому что сексуальное удовольствие — это не главный мотив. Остановитесь, мистер Насильник, — пишет Пеннер, — и представьте себе этот початок в вашей собственной заднице. Пеннер изложил все это таким образом, чтобы напомнить нам: всегда найдутся люди, избравшие убийство как способ самоубийства, или жаждущие боли настолько, что ради этого готовы причинить боль другим, или те, кто наслаждается воровством с таким самозабвением, что охотно заплатят равной потерей за это удовольствие. И те, кто совращает мальчиков оттого, что мечтает сам быть совращенным. Не существует идеально совершенных принципов.

Единственная проблема с кодексом заключается в том, что он не является таковым. Ну и общество, естественно, беспокоит возможность ошибок: а вдруг кастрируют не того, кто насиловал, или казнят парня, виновного лишь в вынужденном признании. Тем не менее, нет лучшего способа уничтожения преступности, чем запугать преступников настолько, чтобы они заранее воздерживались от попыток.

Следующий пункт нашего рассказа — Гильда. Через год Гильда сделалась вполне привлекательной девушкой, оставшись притом гением по части алгебры и даже стереометрии. Их первые встречи Лютер Пеннер искусно подстраивал. Он хотел испытать свои способности к восприятию. Она же, как будто чуяла что-то, всякий раз становилась боком или за каким-нибудь предметом. Однако когда у нее оформилась грудь, она стала стесняться заметно меньше, и Пеннер пришел к выводу, что поначалу она стыдилась своей плоской груди, а теперь гордится двумя холмиками, и ей нравится, когда ими восхищаются. Поэтому взгляды Пеннера она воспринимала как нечто должное и всякий раз старалась поправить при нем лифчик.

Хотя Лютер теперь мог глазеть на Гильду, как на произведение искусства, взгляд его потерял чистоту, и он ничего не видел, кроме ее «молочных желез», как он сформулировал это в полных отчаяния записях тех дней. Созревание застало Пеннера врасплох, и он не сумел отбиться от его щипков и пинков. Во-первых, он не отличался обаянием, и еще у него были угри, и томление, и поллюции, настолько бурные, что он боялся спать. Сама природа унижала его. А как можно отплатить природе? Он не знал, как там у девочек, может, они и заслужили свои кровотечения, но мальчик рождается нагим, с тяжелым характером, и должен жить и расти среди чужих людей, уверенных, что они его понимают и имеют право контролировать все его мысли. Никто не предупреждал его заранее, что у него заболит мошонка, когда милая девчушка в темноте кинозала позволит ему погладить ее ногу. О, это волшебное ощущение нежной кожи на внутренней стороне бедра, у входа в обитель томления и неги… А потом жизнь захлопывает дверь к сексу, и ты сидишь пойманный, как зверь в клетке. Как вырваться? Не отгрызать же самому себе во всем виновный член!

Монахи, конечно, придумали правильно: укрыться за стенами и питаться кореньями. Хотя скорее всего в рот к ним попадал совсем другой корень, предоставляемый собратьями, и они кончали раньше, чем доходили до конца назначенных на день страниц писания, или видели сны столь соблазнительные, что ворочались беспокойно ночь напролет. Впоследствии Лютер прочел мне лекцию о достоинствах секты трясунов, которые, вместо того чтобы заниматься любовью, занимались столярным ремеслом. С любовью изготовляли буфеты. Со множеством отлично подогнанных, легко скользящих ящичков.

Реформаторским планам Пеннера суждено было остаться метафизическими, как это случилось с его тезкой, Мартином Лютером. Поощряемые родителями (один сынок — папой, другой сынок — мамой), Ларри и Сиф вытащили откуда-то фигуру давно забытого комедианта по имени Пеннер, прославившегося фразой: «Утку купить не жалаишь?» Соответственно с этим Лютера теперь и приветствовали. Ну, это было получше, чем щипки и выкручивание рук. К тому же Пеннер уже разработал более совершенную защиту от мучителей: всякий раз, как они начинали приставать к нему, он воображал, что мучают не его, а кого-то другого: либо старого комедианта Джо Пеннера, либо первую его врагиню, Миллисент-Пизи. Выходило, что это у нее болит рука, чего она вполне заслуживала.

Пеннер признается, что в то время период неотмщенности он уже оставил позади. Он не оставался в долгу ни перед кем и ни за что. Притворившись, что умеет водить машину, он нанялся развозить подарки к Рождеству, уверенный, что научится по ходу дела. Его выгнали уже на следующий день за то, что он врезался в бордюрный камень, и Лютер расквитался с ними так ловко, что у него сразу поднялось настроение. В будущем его ждет еще не один тяжелый удар — он уже осознал это. Его ничтожество возрастало пропорционально количеству угрей. Червяк — и все, только мельче и неуклюжее. В те времена крышки топливных баков легко откручивались, не то что в нынешнюю эпоху подозрительности. Покидая автостоянку фирмы, Лютер щедро наполнил мочой бак фургона-виновника. Затем он аккуратно застегнул штаны, плотно закрутил колпачок бака и, счастливый, отправился восвояси. А еще Лютер стал ежедневно на рассвете приходить на стоянку фирмы «Братья Филандер» и доливать баки всем четырем их грузовикам.

За этим делом Лютера едва не засек парнишка, шоферивший на ту же фирму, и прогнал его, что, несомненно, было унизительно. Пеннер снова приуныл. Чтобы вернуть себе бодрость духа, он стал размышлять: что делать? Добиться, чтобы грузовики забуксовали в больших сугробах и водителей уволили за профнепригодность? В снегу, нападавшем за праздники, он оставил у каждой машины свои следы. Сообразив это, он весь покрылся липким потом. Дьявольщина! Как он мог не продумать эти детали заранее! И он понятия не имеет, сколько литров мочи ему потребуется залить, чтобы это существенно сказалось на октановом числе бензина и двигатели начали чихать. Так или иначе, убеждал он себя, главное — он совершил это, он-то лично знает, что написал в бак Филандерам. То была месть в высшей степени тайная: последствия ее остались тайной даже для него самого.

Он мог бы подсыпать в бензин сахару, знай он об этом фокусе, мог бы засунуть банан в выхлопную трубу, но он не имел необходимых знаний по химии и механике; однако он рассматривал другие возможные варианты: смазывание руля медом, натирание бокового зеркальца мылом. Нет, такие выходки годятся лишь для Хэллоуина, и они ниже уровня мастерства, уже достигнутого Лютером. Впрочем, какой предусмотрительностью он мог похвалиться, если наследил на снегу, как лось, да еще, наверно, и отпечатки пальцев на колпачках баков оставил, как самый банальный преступник, а один раз чуть не поморозил свой инструмент, прикоснувшись к замерзшему металлу.