Вот так так, тихо произносит мама.
Я сижу на высоком табурете, поэтому могу видеть, что происходит на улице. Парадная дверь Джексонов, как всегда, открыта, и их пес, Джексон Джексон, лежит на крыльце — сторожит. Я стучу по оконному стеклу, уши у него встают торчком, и, увидев меня, он начинает бешено махать хвостом.
Не надо, Дол, говорит мама, не поднимая головы.
Она кладет «Криминальные новости» на стол и прикрывает снимок ладонью.
Ну, где твое пальто? — говорит она.
Когда я возвращаюсь из коридора, «Криминальных новостей» уже нет. Мама помогает мне надеть плащ. Плащ желтый, доставшийся мне после Люки: карманы дырявые, на левом лацкане круглое пятно, похожее на жука. Она приобнимает меня за плечи.
Если кто с тобой заговорит, тут же беги домой, говорит мама, завязывая мне шапку. А потом разворачивает меня к двери и уже с крыльца кричит:
Если потеряешься, подойди к полицейскому. Скажи, где ты живешь. Но больше ни с кем не разговаривай!
Я стою на краешке тротуара и пытаюсь запомнить все советы. Я даже не дошла еще до угла улицы, и мама — вот она, за моей спиной.
Это не забудь, говорит она и сует мне записку. Мне приходится нести ее в руке, потому что от карманов проку нет, а сумка для продуктов висит на согнутом локте. Я перехожу дорогу поздороваться с Джексоном, глажу его морду, уши, а он выхватывает у меня из руки обрывок бумаги — вечно он ищет, что бы сожрать, — и мне приходится вытаскивать бумажку у него из пасти. Она теперь рваная и вся в слюне, но я могу все-таки разглядеть краешек голубого неба, голову Шалтая-Болтая, а на обороте — косой мамин почерк. Она, похоже, отыскала-таки мой альбом. Я оборачиваюсь и смотрю на наш дом. Мама стоит у окна. Обо мне она уже забыла — изучает фотографию из «Криминальных новостей».
«Знаете ли вы этого человека?» — читает Ева вслух. Мама действует быстро — пока меня нет; она вызвала Еву из четырнадцатого дома.
Ева склоняется над столом, проводит пальцем по странице.
Который? — спрашивает она.
Вот этот, говорит Мэри. Говорю тебе, Ева, это он!
Обе изучают снимок. Джо Медора улыбается в объектив, руки сложены на гордо выпяченной груди. Слева от него стоит, склонив голову набок, второй мужчина. Оба в шляпах: у Джо она сдвинута на затылок, виден лоб, на который падает прядь черных волос; второй же надвинул шляпу на глаза, тень от полей почти закрывает лицо. Костлявые пальцы сцеплены. Мэри того, второго, не узнает. Радуется только, что это не Фрэнки.
В чем его только не обвиняют, говорит Ева, проглядывая статью. Рэкет, вооруженный грабеж — вооруженный грабеж! Сутенерство… А это что за черт?
Это значит, что на него работали проститутки, слишком поспешно отвечает Мэри. Это французское слово.
М-да… Фрэнки покажешь?
Ни за что! — говорит мама, поджав губы. Он в последнее время вроде угомонился. А это — она показывает на фото — его с ума сведет.
А как же Марина? — спрашивает Ева вполголоса.
Она с трудом решилась задать этот вопрос.
Мэри молчит целую минуту: она открывает коробку с нитками, сует руку под катушки, под блестящие иголки. Достает со дна ножницы.
Последнее, что я знаю — они были на Мальте, говорит она. А здесь… Как там написано? — она выхватывает из рук Евы журнал — «Недавно видели в Сиднее».
Мама вырезает страницу, складывает ее пополам, еще раз пополам.
Он на месте не сидит, говорит Ева, наблюдая за тем, как мама кладет вырезку на дно коробки с нитками. И повсюду его разыскивают.
Это да, шепчет мама, крутя ножницы в руке.
Я пытаюсь вспомнить, как зовут хозяйку лавочки; мама называет ее за глаза Занозой, но общается с ней исключительно вежливо. Я открываю дверь и тут же вспоминаю — миссис Эванс. Она на месте — стоит, навалившись на стеклянный прилавок, подпирает лошадиное лицо кулаком и беседует с миссис Джексон. Обе кидают на меня взгляд, и миссис Эванс переходит на шепот. Пока они разговаривают, я прячу больную руку в карман; миссис Джексон обязательно захочет ее посмотреть и скажет, что она выглядит гораздо лучше. Это вранье: она всегда выглядит одинаково.
Под стеклом летает муха; она ползет по подносу с ветчиной, кружит над блюдом с красными червяками фарша, расхаживает по продолговатым кускам масла. В дальнем левом углу яйца по-шотландски и разнообразные колбасы, которые мухе еще предстоит найти. Я хочу успеть все купить, пока она туда не добралась — мама просила ливерной колбасы. На мраморной столешнице рядом с прилавком возвышается ломтерезка. Я только однажды видела, как мистер Эванс ей пользуется; пока колесо вращается, его жена стоит к нему спиной — будто боится, что ломтерезка притянет ее к себе и распилит на кусочки.
Ты не обращай на нас внимания, ангелочек, мы просто болтаем, говорит мне миссис Джексон. Мама тоже часто такое говорит, а еще, когда не может успокоиться — Я сейчас суну голову в духовку.
Ну, Долорес, чего желаешь?
Миссис Эванс склоняется ко мне. Ее коричневый жилет сползает с плеч; она вздрагивает и, скрестив руки на груди, поправляет его.
Этот обогреватель нисколечко не помогает, говорит она миссис Джексон. У меня ноги посинели от холода.
Наверное, парафиновый, говорит миссис Джексон, заглядывая за прилавок. От них вони куда больше, чем тепла.
Обе принюхиваются. Я протягиваю миссис Эванс записку — мятый и мокрый комок бумаги, и миссис Эванс, по-видимому, не может разобрать, что там написано, потому что говорит:
Элис, ты только взгляни.
Они бесконечно долго ее рассматривают, а я жду, положив подбородок на прилавок.
Всё в кредит? Не будь ты дурочкой, Мэрион. Миссис Джексон снимает клеенчатую шляпку и стряхивает с нее капли. Раньше волосы у нее были мышиного цвета, а теперь они черные и блестящие; по магазину растекается резкий запах — так же пахнет утром от простыней Фрэн, когда она их меняет.
Чудесный оттенок, Элис, говорит миссис Эванс, идя к окну за буханкой хлеба. Это ты у Фрэнчи делала? Миссис Джексон треплет рукой волосы.
С ними конец, говорит она. Пришло извещение — освободить в двухдневный срок. Чертов совет — они там времени зря не теряют.
Нам тоже прислали, говорит миссис Эванс, доставая из ящика у прилавка бутылку молока. Дали срок до конца месяца. Миссис Джексон раскрывает от удивления рот.
Мэрион! Вы не можете закрыться! Ведь у нас тогда вообще магазина не останется.
Мой Грэм то же самое говорит. И тут, словно внезапно о нем вспомнив, она кричит в заднюю комнату: Грэм! И предостерегающе сдвигает брови.
Я тебе ничего не говорила, шепчет она. А то он опять заведется.
Шуршит газета, вздрагивает шторка, и появляется, поправляя фартук, мистер Эванс. Я успеваю разглядеть кусочек комнаты: кресло, стул с прямой спинкой, на нем стоит телевизор, а за ним полки до самого потолка; все старое, потемневшее от времени. Увидев то, что для моих глаз не предназначено, я испытываю странное ощущение — мне хочется туда зайти. Мистер Эванс разглядывает бумажку, которую сунула ему жена, вытирает руки о фартук и берет кольцо ливерной колбасы.