Золотая кость, или Приключения янки в стране новых русских - читать онлайн книгу. Автор: Роланд Харингтон cтр.№ 57

— Вот тебе и ну!

Водолей всеподданнейше поведал, что в пакете были письма Гиацинта Екатерине и ее ответные послания адмиралу. Анализ корреспонденции, отметил ученый, потребовал больших усилий. Готический адмиральский почерк трудно поддается прочтению. У государыни почерк более четкий, но из-за разводов от слез, которыми она в процессе писания орошала бумагу, 75 % содержания августейших эпистолярий недоступно пониманию. Тем не менее расшифровка документов закончена и тексты распечатаны. Я смогу сегодня же ознакомиться с их содержанием.

— Надеюсь, после того, как вы соизволите отужинать с нами, Ваше Величество.

Я готов был отказаться: уж очень мне хотелось поскорее прочитать письма. Но тут в брюхе у меня буркнуло, и я почувствовал, что голоден. Мой живот тиран почище Ивана Грозного!

Кроме того, подумал я, раз я потомок Екатерины Великой, то уже не вправе вести себя с непринужденностью университетского профессора, пусть даже и тенюрованного. На мне теперь лежат обязанности по отношению к людям, стоящим ниже меня на общественной лестнице. Мой царский долг делать им, по мере сил, добро. Какой-нибудь уличный прохожий, которому я кивну или скажу «привет», будет помнить об этом до конца жизни! Более продолжительный контакт со мной может стать для каждого встречного высшим счастьем. Так почему бы мне не воспользоваться милым приглашением провести часок-друтой в водолеевском доме, радуя своим присутствием и питанием верных мне астралов.

Я наклонил голову.

— Готов приступить к веселому застолью на вашей кухне.

— Спасибо вам, Ваше Величество.

Сначала историческая преамбула.

В детстве Екатерина Великая не была ни Великой, ни даже Екатериной, а принцессой Софьей-Фредерикой из княжества Ангальт-Цербст в северной Германии. Миниатюрными размерами княжество напоминало Андорру, если не Пию Задору. Когда сероглазой Софье-Фредерике исполнилось пятнадцать лет, императрица Елизавета Петровна выписала ее в Петербург. Она решила женить ее на своем племяннике, хмуром хилом парне по имени Петя, он же цесаревич Петр Федорович. Петя тоже был тинейджером, но не ангальтцербсгским, а голштинским. Подростки познакомились, обручились, повенчались, однако совсем не развлекались. Екатерина (ранее Софья-Фредерика), надо сказать, была бы непрочь: акселератка эпохи Просвещения, она развивалась суперсекстемпами и от природной пылкости едва не исходила паром в студеном снежном Петербурге. Но супруг ее, увы, такими телами не интересовался, по причине перебоев в пуберитете. Вместо того чтобы ласкать цербстскую цесаревну, понурый Петя предпочитал играть в солдатики или вешать на игрушечных виселицах крыс, пойманных им в подвалах Зимнего дворца. Подобные привычки, безусловно, подрывали Петину популярность в придворных кругах, а тем более в крысиных.

Итак, молодой муж был не дюж. Этот факт, однако, не был единственным облаком на Катином небосклоне. Дряхлевшая Елизавета Петровна больше спала, чем правила, а в свободное от сна время флиртовала с фаворитами. Пользуясь этими обстоятельствами, ее придворные, люди неряшливые и невежественные, превратили Эрмитаж в грязный балаган, а Царское Село в царскую помойку. Екатерина, умная и любознательная девушка, сошла бы с ума от скуки в такой бездуховной атмосфере, если бы не сочинения Плутарха, Монтескье, Вольтера и других великих писателей. Она зачитывалась ими, как некая студентка восемнадцатого века. Да и в личной ее жизни наметились перемены к лучшему. Теперь цесаревна не унывала, а утешалась в компании отборных гвардейцев и аристократов. Как-то раз у Екатерины родился сын Павлик, который круглостью лица и краткостью носа напоминал одного из ее «близких друзей». Однако муж Петя, круглые сутки муштровавший солдатиков и свою любовницу Лизу Воронцову, ничего даже не заметил.

В декабре 1761 года Елизавета Петровна почила в бозе, и цесаревич Петя стал императором Петром III. Эта перемена в обстоятельствах, впрочем, его не вразумила. Он продолжал попусту тратить время, вместо того чтобы отправлять верховную власть и супружеские обязанности. Когда новый император все же отрывался от потех и принимался за государственные дела, то над ним смеялась вся Россия, а также Европа и даже еще не ставшая страной Америка.

Вскоре после восхождения на престол Петр невольно издал указ о вольности дворянства. Но вместо того чтобы благословить своего благодетеля, последнее лишь коллективно крутануло пальцем у виска и ушло в отставку. В государстве теперь некому было служить! Парой месяцев позже в знак преклонения перед прусским королем Фридрихом Великим, против которого Елизавета Петровна вела победоносную войну, император заключил с ним мир. Причем сделал это в момент, когда русская армия практически осадила королевский бункер и монарх-милитарист готовился к безоговорочной капитуляции.

Просчет Петра поразил пруссака, и последний поспешил произвести простофилю в приятели.

Итак, Екатерина не была счастлива ни в браке, ни во внешней политике. В петербургских гостиных и казармах пошли тихие разговоры о том, что хорошо бы устроить императору апоплексический удар или на худой конец смертельный насморок, а к власти привести его прекрасную патриотическую половину. Императрица, разумеется, в этих разговорах не участвовала, а лишь молчаливо вздыхала да плакала, вызывая у своих сторонников щемящее чувство сострадания.

Долгожданный дворцовый переворот состоялся в конце июня 1762 года. Петр пал; Екатерина взошла на трон. Страна ликовала, а с нею новая правительница. 6 июля в порыве веселья она издала манифест, в котором уколола мужа острым политическим намеком.

Самовластие, не обузданное добрыми и человеколюбивыми качествами в государе, владеющем самодержавно, есть такое зло, которое многим пагубным последствиям непосредственно бывает причиною.

Эти необычайно прогрессивные для той эпохи высказывания потрясли бы читателей манифеста, если бы те были способны их понять. Знающие люди, однако, говорили, что Екатерина все еще в обиде на своего теперь уже нецарственного супруга, — и они были правы. Когда Алексей Орлов, играя с арестованным Петром в карты, слегка его умертвил, государыня не нашла в себе сил рассердиться на мускулистого гвардейца who didn’t know his own strength. [198]

Вскоре после воцарения Екатерина устроила прием для высшего командования вооруженных сил, на котором известный государственный деятель Никита Иванович Панин представил ее своему приятелю и моему праотцу, седовласому адмиралу Гиацинту фон Хакену. Панин знал адмирала уже много десятилетий и ценил его как путешественника и патриота. И действительно, несмотря на немецкую кровь, Гиацинт был plus russe que prusse. [199] Во всем ВМФ империи не было (п)руссака, лучше умевшего ругаться матом, чем он!

Знаменитый путешественник только что вернулся из плавания в Тимбукту. Своим загаром и бравым, хотя и старческим видом он выгодно отличался от бледных штабных генералов и адмиралов, которыми кишел Петербург. Великую Екатерину с ее слабостью к сильным мужчинам впечатлила колоритная фигура мореплавателя, сошедшая, казалось, со страниц еще ненаписанных романов Рафаэля Саббатини. Изборожденное шрамами лицо Гиацинта, хриплый корабельный голос, черные повязки, крест-накрест закрывающие оба глаза, перерезанное палашом ухо, продырявленная ядрами грудь, обветренный таз, деревянная нога и вследствие этого шатающаяся палубная походка говорили о долгих десятилетиях, проведенных им на борту боевых кораблей российского флота.