— Пока — что?
— Пока он был еще живой. А теперь он карминно-красный, как мантия кардинала. — Ангелус вытащил из своего рюкзака лангуста длиной около тридцати сантиметров. — Представляешь, за триста лир купил. Я попросил сварить его там же, на месте, потому что подумал, может...
— Может — что?
— Может, тебе показалось бы... ну, как-то жутковато, по-моему... Такое живое чудище - и прямо в кипяток.
— Вот еще! Что тут страшного? Ах да, ты же у нас ангел...
Туриан встал и лениво прошел в другой конец двора, там зачерпнул ведро воды из резервуара, потом другое, третье... Он был похож на библейского персонажа. (Однажды синьор Априле важно объяснил им, что у девушек на Липари потому такой свежий цвет лица, что они умываются только дождевой водой. Туриан тогда едва удержался от вопроса: где же они прячутся, все эти юные красавицы?) Пока Создание варила спагетти, Ангелус сбегал вниз и принес из траттории литр слегка пенящегося капистелло, и наконец они расположились на террасе под тремя колоннами, где шныряли кошки, и устроили «баснословно дешевый пир, достойный богов». Потом, заказав у Априле по чашке кофе, долго сидели и смотрели на закатное золотисто-зеленое море на северо-востоке между склонами пемзовых гор, на треугольник Стромболи над горизонтом, однако ни муж, ни жена не проронили о вулкане ни слова.
— А как продвигается твоя работа, Лулубэ?
— На ночь я оставила холст у одной старушки, донны Раффаэлы в Порто Леванте, чтобы краски подсохли.
— И что ты думаешь — хорошая будет вещь?
— Понятия не имею! — Создание поджала губы.
— Ну а что это будет? Что ты пишешь?
— Что? Да я только-только начала. Сама не знаю пока. — Создание снова поджала губы.
В один из таких вечеров, еще до темноты, они бродили вдоль набережной в Липари, между растянутыми на скалах для просушки рыбачьими сетями с пробковыми поплавками, потом свернули на Vico Jove.
— Переулок Юпитера, — перевел название Ангелус.
— И здесь даже целых две гостиницы.
— Гостиницы — пожалуй, это эвфемизм.
— Вон, смотри: «Albeigo al Jove». «Гостиница „Юпитер“». Наверное, здесь живет мистер Кроссмен.
— С чего ты взяла, Лулубэ?
— По-моему, это бы ему подошло. Жить у Юпитера. Даже если здешний Олимп — такой вот плохонький.
— Спросить в гостинице о Кроссмене?
— Может быть, он не откажется выпить с нами капистелло?..
Туриан справился о мистере Кроссмене в обеих маленьких гостиницах, но вернулся ни с чем. Они пошли дальше, теперь уже по Vico Venere.
— Переулок Венеры, - снова перевел Ангелус. — А вот и «Гостиница ,,Венера“». Может быть, мистер Кроссмен поселился здесь?
— С чего ты взял, Ангелус?
— По-моему, ему бы это пошло. Жить у Венеры. Пусть даже ее Олимп — такой вот паршивый с виду.
— Не думаю, чтобы он очень интересовался Венерой.
— Да?.. Ты права, здесь он тоже не живет, — сообщил Туриан, вернувшись после очередных бесплодных расспросов. — Возможно, он вообще не живет на Липари.
— А где же?
— Ну, например, по ту сторону Монте Розы, в Канетто, где каменоломни.
— Не думаю...
— Или уже уплыл отсюда совсем.
— Не думаю...
— Нынче вечером ты что-то, Лулубэ, совсем ни о чем не думаешь. С чего бы это?
— Было бы немножко обидно, если бы...
— Что?
— Если бы он уплыл совсем.
— Почему?
— Он — моя модель.
— Кроссмен? Он тебе позирует?
— С какой стати! Просто мне кажется, я могла бы использовать для картины его... внешность.
— Верно, голова у него интересная.
— Поэтому мне хотелось бы увидеть его еще как-нибудь, раз или два. И хорошо бы — при дневном свете.
— Ага... Постой, он ведь говорил, что работает на археологических раскопках, там, в крепости. Хочешь, я завтра туда схожу и спрошу о нем?
— Нет, — вдруг резко ответила Создание. — Я не намерена бегать за этим кроманьонцем.
Ангелус усмехнулся в бороду с не вполне осознанным чувством облегчения. Наследующий вечер, в сверкающих сумерках они совершенно случайно встретили англичанина в Греческой долине.
Донна Луиза — так теперь старик Априле величал госпожу Туриан — приготовила «баснословно дешевый ужин богов» в более ранний, чем обычно, час, из чего следовало, что предстоит более долгая, чем обычно, вечерняя прогулка. Туриан спросил у хозяина, есть ли в Канетто гостиницы. Ответ он получил отрицательный: в Канетто живут в основном рабочие пемзовых каменоломен, «рабы господина Томми Ферлаццо».
— Кто это такой?
— Пемзовый король Липарских островов.
— И зовут его Томми?
— Да. Потому что он долго жил в Соединенных Штатах.
Туриан:
— Может быть, Кроссмен поселился у этого Ферлаццо.
Создание:
— Не думаю. Насколько я его знаю...
— Мы его очень мало знаем.
— ...Он не стал бы жить у «пемзового короля».
— Но, судя по всему, в гостинице он тоже жить не стал.
— И где же, по-твоему, он поселился?
Ангелус улыбнулся не без ехидства:
— В какой-нибудь пещере.
Они миновали Сарацинскую башню и спустились в Piano Greco, Греческую долину, освоенную людьми еще в древности, тысячи лет назад. Здесь уже готовились к сбору винограда и оливок. Из долины не видно было ни Мессинского пролива, ни фейерверков над Стромболи, быстро сгущались ранние сумерки, уже взошел на ярко-фиолетовом небе поразительно быстро прибывающий яркий месяц, совсем белый, с едва заметным золотистым оттенком, и в его свете пыльно-серая листва грациозно изогнутых олив тоже казалась призрачно-белой. На дорожке, которая сворачивала вверх по склону, они увидели указатель — отливающую серебристым цветом глыбу пемзового камня с надписью: «Кваттро Пани — 7 км».
Вверх по тропинке метнулись вдруг три призрака, таких же белых, как месяц в вышине. Вампиры-альбиносы? Нет, мимо промчались три полуодичавшие финикийские собаки с головами, как у летучих мышей. Следом за ними кто-то шел — видимо, от него и пустились наутек эти бесхозные псы. По тропинке шел человек в серебристом облачке пыли.
— Hello! — сказал Кроссмен так спокойно, будто они договорились здесь встретиться. Удивительно, что даже сейчас он был в солнечных очках.
— У вас лунные очки? — по-английски сказала Лулубэ, желая сострить. Он пропустил ее шутку мимо ушей.
— Я уже пятый час на ногах. Был там, наверху, в Кваттро Пани. Да, «Четыре хлеба» — так называется эта деревушка. Такая бедность, что я даже засомневался... Засомневался, найдется ли у них там хотя бы четыре куска хлеба.