Оборотень - читать онлайн книгу. Автор: Аксель Сандемусе cтр.№ 92

Я прожил в Стокгольме уже неделю, как вдруг утром меня разбудил телефонный звонок. Кое-что все-таки не совпадало с первым разом. Я бы не удивился, если б мне опять позвонили из Осло. Напротив, меня бы это испугало. Кроме того, у меня не было накануне дня рождения. Просто несколько шведских знакомых еще с военных времен устроили вечер в мою честь. Мы засиделись далеко за полночь. Я опять смахнул на пол газеты, пепельницу и еще что-то, пока мне удалось приставить трубку к уху нужным концом и простонать «алло». Телефонистка на коммутаторе сообщила, что меня вызывает Копенгаген. Там никто не мог знать, что я нахожусь в Стокгольме, неважно почему, но это решительно исключалось. На этот раз вряд ли кто-нибудь стал прослушивать мой разговор, и довольно скоро я услыхал мужской голос из Копенгагена. Датчанин тоже говорил страшно быстро, он наверняка помнил, во сколько ему обойдется каждая минута. Об этом он мог бы и не беспокоиться, потому что, как только он заговорил о рыбе, мой разум отключился. Правда, этот датчанин специализировался на угре, но тем не менее. Я испуганно смотрел в пространство, а потом закричал, что я еще сплю и о чем это он говорит, при чем тут угорь?

— Как при чем… Разве вы не господин Мюре из Норвегии?

У нас завязался удивительный диалог. Вспомните, в каком

состоянии была моя голова и разговор про рыбу, который я вел пятнадцать лет назад в этом же номере этой же стокгольмской гостиницы с кем-то, позвонившим мне из Осло. Должно быть, с этой комнатой было что-то нечисто, о чем я не знал.

— Вы говорите про угря? Произнесите это слово по буквам!

— Что вы хотите, чтобы я сделал?

— Я прошу вас произнести это слово по буквам!

— Произнести «угорь» по буквам?

Не знаю, сколько минут мы с ним вели эту содержательную беседу. Я весь вспотел, говорят, что после попойки это полезно. Прошло много времени, прежде чем он каким-то словом включил опять мой рассудок. Я действительно когда-то в порядке эксперимента придумал необычное и вкусное блюдо именно из угря, и датчанин хотел узнать у меня рецепт.

— Вы его получите! — заорал я. — Но как вы меня нашли?

— Я обзвонил всю Норвегию…

— О Господи!..

— И вот наконец в одной усадьбе…

— Вы звонили даже в какую-то усадьбу?

— Да, звонил.

— Но зачем вам этот рецепт?

— Я слышал, что это очень вкусное блюдо!

Я продиктовал ему рецепт и пожелал удачи. К сожалению, я не спросил его имени. Мне бы хотелось когда-нибудь встретиться с этим датским гурманом и поговорить с ним на кулинарные темы. По-моему, он хороший человек.

Эта история с двумя телефонными звонками не очень глубока, — продолжал Эйстейн, — но зато это истинная правда, а не какая-нибудь фантазия на тему о том, что все повторяется, к тому же это еще не конец. Закончив разговор об угрях, я откупорил первую из трех положенных бутылок пива. Тут тоже есть несовпадение с первым разом: пиво с тех пор стало значительно лучше. Но вообще у меня было чувство, что я совершаю какой-то ритуал. Я побрился, выпил вторую бутылку пива, умылся и откупорил третью, однако не выпил ее, а сел на кровать с бутылкой в руке и стал ждать. Я не спускал глаз с двери, но вовсе не потому, что услыхал в коридоре какие-то звуки. Нет, все было тихо. Наконец в дверь постучали.

Я прекрасно понимаю, что мне следует отступить от правды и для антиклимакса сказать, что в дверях появилась, ну, например, служанка гостиницы. Ведь ни один разумный человек не станет говорить о том, что видел морского змея, так как свидетелей у него нет. Но существует морской змей или нет, а на пороге моего номера стояла та самая женщина, что и пятнадцать лет назад. Несмотря на это совпадение, несходство ситуации казалось только усилилось. Она постарела на пятнадцать лет, и это ее не красило. Пятнадцать прожитых лет никого не украсят. Ей нечего было пронести через эти годы, кроме своей физической молодости, а ее она потеряла по пути в какой-то сточной канаве, потому что пронести с собой молодость может только душа. Я стоял в дверях и вспоминал фразу, которую не мог произнести: вас просят покинуть это место, не привлекая к себе внимания.

На этом сходство кончилось.

Эйстейн посмотрел на свои руки и продолжал, не меняя тона:

— Вчера вечером я посватался к Этрусской.

— К которой из них? — вырвалось у Фелисии.

Эйстейн взглянул на нее:

— Понимаешь, по возрасту Этрусская старше, но на деле она на двадцать лет моложе той женщины, что постучалась ко мне в номер в Стокгольме. Я хочу сказать, что я посватался к старшей Этрусской, и она приняла мое предложение. Как-никак я благопристойный человек и не мог бы посвататься к собственной дочери. К тому же я предпочитаю выдержанное вино.

Его слова на всех подействовали по-разному. Первым откликнулся Эрлинг. У него с глаз словно сорвало пелену, и он увидел все, что произошло накануне.

— Я гнусный пьяница! — воскликнул он.

— Ты держался несколько странно, но мне не в чем тебя упрекнуть, — успокоила его Биргит.

Фелисия не сдержалась во второй раз:

— Вот почему у тебя был такой вид, будто ты выпил…

— Да, — ответил Эрлинг, глядя в сторону, — я вчера выпил столько, что чуть не заблудился.

Смутить Фелисию было не так-то просто. Предупредив Эрлинга красноречивым взглядом, чтобы он не ляпнул какую-нибудь бестактность, она через стол сказала Яну:

— Может, отпразднуем их свадьбу в Венхауге?

— Спасибо, Фелисия, — сказал Эйстейн, — но у нас уже решено, где состоится наша свадьба и что на ней будет присутствовать только один гость.

Фелисия подошла и что-то шепнула Биргит и Адде, потом они вышли все вместе. Юлия посидела минутку и вышла следом за ними.

Все молчали. Ян потянулся за рюмкой и выпил ее. Другие тоже выпили вразнобой. Не зная, что делать, они снова наполнили рюмки. Эйстейн медленно закурил сигарету:

— Я вовсе не собирался заканчивать свою двойную историю оглашением нашего брака. Как думаешь, Эрлинг, не означала ли первая история, что она непременно повторится? Я понял твою теорию так, что повторяется история в целом, но почему не МОгут повторяться и отдельные детали? Если твоя теория подходит к целому, к повторяющемуся созданию и гибели человека, она должна подходить и к отдельным событиям. Или следует сказать, что в апокалиптические времена каждый человек сочиняет свой апокалипсис?

Он взмахнул рукой:

— Нет, Эрлинг, ни в одной секунде не повторится содержание предыдущей, история не повторяется ни в секунде, ни в вечности. Повторяется только одно… да, только одно, а именно то, что ничто не повторяется. Ничто и никогда. История не повторялась и не повторяется. Вера в повторяемость — брезент, под которым мы прячемся от страха: дозволено случаться лишь тому, что мы в состоянии представить себе. А ты захотел увидеть то, что представить себе вообще немыслимо. Возьми древних кочевников и космические ракеты. Люди миллионы лет аккумулировали свои знания, а результат обрушился на нас только вчера, то есть в последние сто-двести лет. Ты — старший в нашей компании и все видел, так сказать, своими глазами. Ты еще застал мир без автомобилей, и ты видел первые аэропланы, этих летающих змеев из холста и бамбука, запущенных в небо с одним жалким моторчиком. Теперь у тебя над головой летает рукотворная луна, и скоро ты увидишь еще много таких лун. И вдруг по какой-то причине ты хочешь, чтобы на этом все кончилось и наш мир погиб. Ты забываешь, что всегда в действие вступает какой-нибудь новый элемент, о котором раньше никто и не подозревал, совершенно новый, необъяснимый элемент, который меняет весь ход истории. Так было и так будет. Мы можем вдруг увлечься новой мечтой, например, о возвращении к древним формам жизни, нам может захотеться поставить преграду прогрессу и не двигаться хотя бы дальше того, чего мы уже достигли. Но это глупо. Вспомни, когда мы обращаемся за поддержкой к забытым моральным представлениям, результат бывает прямо противоположный: новое буквально обретает крылья. Закон подтверждает существующий порядок или создает новый, но последнее относится только к технике и экономике. В духовной жизни с помощью нового закона проложить новый путь невозможно, равно как и оживить то, что уже умерло. Невозможно вычеркнуть из человеческой души произошедшие в ней перемены. Все великие творцы законов знали об этом, это неизвестно лишь практикующим юристам. Люди, стремящиеся вернуть нас к тому, что, на их взгляд, было лучше, по горло увязнут в этом старом хламе и никогда не выберутся из него. Нам нравится думать, что под солнцем нет ничего нового, но это лишь выражение нашего страха. В наше время под солнцем появилась новая луна, и скоро их будет уже много. Я понимаю тех, кто соблазняется мечтой, будто они когда-то уже жили, но это не больше чем мечта.